Шарлатан

Тайная операция Г. Ф. Маккормика!

Семья отказывается сообщить цель его пребывания в клинике и имеет ли он намерение подвергнуться трансплантации.

Сохранять молодость – хобби Маккормика.

«Нью-Йорк таймс», 18 июня 1922 года, на первой странице

«Чикаго геральд экзэминер» тоже взяла след и направила по нему свору репортеров. Не их ли город послужил отправной точкой и стимулом к созданию двумя журналистами, Беном Хектом и Чарлзом Макартуром, «Первой полосы», произведения, четыре года спустя взорвавшего Бродвей? Так почему бы не попытаться прославиться и другим журналистам – их коллегам?

И вот уже толпятся возле справочного бюро больницы «Уэсли-мемориал», где один из них, представившись офицером сыскной службы Томасом А. Малленом, требует показать ему книгу регистрации. Полученные сведения приводят журналистов уже за полночь к дому доктора Леспинасса, где они принимаются трезвонить и швырять камни в окно, чтобы разбудить доктора. Когда наконец, приподняв оконную раму, доктор понял, кто заявился к нему, он тут же с грохотом опустил раму и бросился звонить пациенту, предупреждая его. Но сотрудник «Экзэминера» успел подключиться к его телефону.

Детали тем не менее оставались, к общему негодованию, так и невыясненными, Маккормик был спрятан в особом больничном крыле. Поползли слухи. По одной из версий, пациенту должны были пересадить новые яйца от кузнеца из Иллинойса, что породило шутливую песенку:

Под деревом зеленым
Печалится кузнец.
Безжалостный Маккормик
Отхватил ему конец.

Между тем в «Нью-Йорк таймс», по-видимому, более осведомленной, появилось следующее сообщение:

…Точно установлено, что в той же клинике, что и мистер Маккормик, содержится неизвестный юноша атлетического сложения, отобранный благодаря своим физическим параметрам. В клинике намекают на то, что неизвестный получил от мистера Маккормика огромные деньги в обмен на некую жертву, которую он принесет на алтарь здоровья мистера Маккормика.

Через два дня Леспинасс выступил перед прессой. Он опроверг информацию о том, что пересадил Маккормику человеческую железу. Ему не поверили. За что иное, кроме как за это темное дело, доктор мог получить целых пятьдесят тысяч долларов от своего пациента? Каковы бы ни были мотивы доктора, заставившие его опровергнуть слух, сделал он это из осторожности, хитрости или в припадке раздражения, но его слов оказалось достаточно для возникновения новой волны домыслов. («Не явилось ли это трансплантацией железы от животного – козла либо обезьяны, а может быть (sic!), тут было применено некое чудодейственное вещество, еще неизвестное медицинскому сообществу, но открытое доктором Леспинассом?»)

Самому же Маккормику удалось ускользнуть, так и не раскрыв своего секрета.

Однако теория существования «чудодейственного вещества» стала широко обсуждаться, дав дополнительный толчок производству нехирургических гормональных средств, к 1922 году получившему широкий размах. По существу, это явилось возрождением идеи Броуна – Секара, высказанной лет на тридцать ранее, – так сказать, старым вином, перелитым в новую бутылку. Этот подход был с радостью воспринят публикой, недостаточно обеспеченной либо слишком осторожной для того, чтобы делать операцию на железах. Бринкли тоже использовал эту идею, изобретя «специальную гормональную эмульсию», которую он посылал по почте по цене в сто долларов с приложением шприца для ректального введения эмульсии. Но и на этом поле его теснили соперники.

Сначала в Сан-Франциско появились вариации на тему его собственного изобретения, такие как гормональные с железами козла и свечи для женщин, а затем Лаборатория молодости желез в Иллинойсе («Введение естественного гормонального субстрата непосредственно в железу»), компания «Новая жизнь гормонов» в Денвере, гландин, гландекс, гландтон, гландол.