Шарлотта проходила путь, по которому ступали до нее многие: чем менее достижима была ее любовная цель, тем больше у нее появлялось душевных сил для борьбы. Чем безнадежней казалась ситуация, тем слаще было в нее погружаться и мечтать о несбыточном. Вырваться из этого круга – он сродни садомазохизму – она не могла.
Вежливость и невозмутимость мадам приводили ее в ярость. Притворщица, фарисейка, называла она ее про себя, на самом-то деле она властная и сластолюбивая. Иначе не рожала бы каждый год по ребенку. Иначе не шпионила бы за всеми в пансионе. Она днюет и ночует в молельной комнате даже сейчас, но духовное воспитание девочек в ее исполнении сводится к одним лишь запретам. И все ее старания направлены на то, чтобы под гирляндами цветов скрыть рабские цепи. Ее пансион выпускает детей сильных телом, но слабых духом – эти девочки румяны и веселы, но невежественны и нелюбознательны. Кому, как не Шарлотте, знать об этом после двух лет работы. “Ешь, пей, наслаждайся, – внушает им их церковь, – а о спасении твоей души я позабочусь за тебя. Тебе не нужно прикладывать к этому никаких усилий”. Но ведь то же говорит и Люцифер: “Тебе дам власть над всеми сими царствами и славу их, ибо она предана мне, и я, кому хочу, даю ее, итак, если Ты поклонишься мне, то все будет Твое”. Шарлотта прекрасно знала Священное писание, но не отдавала себе отчета в том, что сейчас трактует его так, как ей выгодно. То же, в сущности, делала и мадам, и почти все люди на земле.
Константин откровенно избегал ее, и в начале октября Шарлотта не выдержала: она пошла к директрисе и попросила об увольнении. Та согласилась сразу и с большим облегчением, хотя учебный год только начался и в случае отъезда Шарлотты девочки оставались без уроков английского. Раздавленная собственным решением, в отчаянии от того, что прощается со своим мастером навсегда, Шарлотта не спала ночь и только утром поняла, что у нее не хватает наличных денег на дорогу до Англии. Все ее друзья уже уехали из Брюсселя, и речь могла идти только о просьбе прислать ей необходимую сумму по почте. Уроков в тот день у нее не было, и она без сил сидела на кровати, когда маленькая девочка подошла к ней крадучись, с видом заговорщицы, и прервала ее горькие размышления:
– Мадемуазель, это вам, – она протянула ей записку. – Месье Эже велел мне искать вас по всему дому.
В записке он просил ее прийти в комнату для занятий старших классов в пять пополудни.
– Мадемуазель Шарлотта, мадам сообщила мне о вашей просьбе, – было видно, что он с трудом сдерживает гнев. – Как вы могли! Мы вам в этом категорически отказываем. Занятия только начались, и я не понимаю, что подвигло вас на такой каприз. Есть обязательства, в конце концов… Мадам скоро родит, она не может заниматься сейчас поисками нового педагога.
Шарлотта молчала и не поднимала глаз. Его заботит лишь моя замена в классе, подумала она. Нет, я должна уехать.
– Что случилось, дорогая? – он неожиданно сменил тон и взял ее за руку. – Останьтесь хотя бы до Рождества. Всего три месяца. Пусть немецкого больше не будет, но есть ваши
Он не отпускал ее руку, и, если бы сейчас попросил прыгнуть вниз с колокольни церкви Святой Гудулы, она согласилась бы столь же быстро. Его нежность воскресила мечты – о чем? О том, чтобы он стал наконец свободным? И хотя она запрещала себе думать об этом, на самом деле никаких других мыслей в ее голове не было.
13 октября она писала Элен: “Одиночество душило меня – и я пошла к мадам Эже увольняться. Если бы это зависело от нее, я определенно обрела бы свободу, но месье Эже – услышав об этом, он разволновался – послал за мной на другой день – и горячо изложил свое решение: я не могу уехать. Сейчас мне нельзя настаивать на своей просьбе: это привело бы его в еще большую ярость. Поэтому я обещала остаться – как надолго, не знаю. Я не могу вернуться в Англию и ничего не делать – мне слишком много лет”.
Спокойный тон письма должен был развеять подозрения, но Элен не поверила ему: недавно она получила письмо от Эмили с просьбой поспособствовать возвращению Шарлотты. Представить, что Эмили писала ей – и для чего! – без острой нужды, было невозможно, слишком хорошо Элен знала характер младшей сестры своей подруги.