Шарм

Если бы я так не беспокоилась за него, это было бы потрясающее зрелище.

Хотя, если честно, это и сейчас кажется мне потрясающим зрелищем. Особенно вблизи. Тем более что Хадсон совсем не выглядит так, будто мне следует беспокоиться за него. Он взбирается на эти горы, как хорошо смазанная машина.

После того как он покоряет пятую отвесную скалу, используя только свои руки, я больше не могу молчать.

– Мне надо тебя спросить – пытаясь взобраться на эту гору, ты нарочно выбираешь самый трудный путь?

– Прятаться нужно там, где тебя вряд ли будут искать, – отвечает он, отыскав еще одну опору для руки на скале, которая мне кажется совершенно гладкой, и подтягивает нас обоих еще на несколько футов вверх.

– Этому учит «Искусство войны»? – интересуюсь я.

Он фыркает:

– Нет, этому учит здравый смысл. И я не пытаюсь взобраться на эту гору. Я взбираюсь на нее.

– Да, ты прав. – Я прочищаю горло и стараюсь не замечать, как в ворот его рубашки стекает еще одна струйка пота. Это же Хадсон. Брат моего – пора это признать – бывшего бойфренда и мой друг. То, что последние четыре часа я провела, прижимаясь к его телу, еще ничего не значит. Кроме одного – он и впрямь по-настоящему порядочный парень.

Он мог бы сильно облегчить себе жизнь, если бы бросил меня. Но вместо этого он спасает нас обоих – хотя это убивает его. Он может твердить, что в порядке, сколько ему влезет, но я ясно вижу, что это дается ему более дорогой ценой, чем он когда-либо будет готов признать.

– Когда мы доберемся до верха этого утеса, – выдавливает из себя он, подтянув нас еще на несколько футов вверх, – мне понадобится новая передышка.

Наконец-то.

– Вообще-то я собиралась предложить, чтобы мы остановились где-нибудь на ночь.

Я ожидаю, что он начнет спорить – ведь мне известно, что он не хочет останавливаться так скоро. Однако он не спорит. Он вообще ничего не говорит – что доказывает, что он ослаб и устал куда больше, чем готов признать.

С другой стороны, любой бы устал после такого дня. Хотя солнце продолжает стоять высоко и палить, сейчас уже почти десять часов вечера. Мы начали работать на ферме в шесть утра, а затем спасались бегством на огромной скорости. Так стоит ли удивляться тому, что мы оба измотаны?

Я смотрю на верх скалы, до середины которой мы добрались. До него еще футов тридцать, что означает, что нам осталось около пяти минут, если Хадсон продолжит взбираться с той же скоростью, что и сейчас. И при условии, что мы не рухнем вниз.

Список того, что может произойти, длинен, если ты висишь над пропастью на отвесном склоне. А я как раз вишу, цепляясь за спину парня, буквально парящего над пропастью на отвесном склоне. Но я рада, что не делаю это в одиночку. А также тому, что делаю это вместе с Хадсоном. Может, он и любит трепать языком, но при этом выглядит настолько уверенным в своих силах, что я не сомневаюсь: каким бы кошмарным ни было это восхождение, он сможет его закончить.

И действительно, через пять минут мы добираемся до верха этого утеса. Теперь мне надо не думать о том, что над нами высится еще более высокий утес. Эту проблему мы будем решать завтра, а сегодня вечером надо заняться поиском укрытия, чтобы солдаты Королевы Теней не заметили нас.

И да, найти воду, потому что скоро она нам отчаянно понадобится.

Хадсон выглядит еще больше вымотанным, чем прежде – если такое вообще возможно, – а потому я сую руку в рюкзак и бросаю ему одну из немногих оставшихся там бутылок воды, пока он сидит, прислонившись к камням, а затем опускаюсь на землю, чтобы посмотреть, что именно Арнст положил в рюкзак.

Оказывается, он положил в него немало припасов, так что неудивительно, что этот рюкзак такой тяжелый. Помимо бутылок с водой в нем лежат две жестянки самодельных батончиков с мюсли, смена одежды для каждого из нас, пара крошечных квадратиков, явно представляющих собой норомарский вариант термоодеял, красный кристалл, с помощью которого Мароли в моем присутствии как-то раз развела огонь, складной нож и небольшой кошель с деньгами.

В конце концов меня начинает терзать такой голод, что я уже не могу не обращать на него внимания. Мне так хочется съесть батончик с мюсли, что я тянусь к жестянке и открываю ее – но затем заставляю себя закрыть ее снова. Я поверить не могу, что так голодна, хотя последние семь часов просто ехала верхом на Хадсоне. Я даже не могу себе представить, насколько голоден он сам, и именно поэтому не могу позволить себе есть у него на глазах.

С усилием сглотнув, я пододвигаю рюкзак к Хадсону, чтобы он смог использовать его в качестве подушки, если захочет.

Но он не хватает его, как я ожидала. Он вообще не шевелится, а значит, он спит, спит крепче, чем когда-либо прежде на моей памяти.

Неотступно думая о том, что мне надо как-то решить проблему его голода, я беру из рюкзака аптечку, затем оглядываюсь, пытаясь понять, где я смогу отыскать воду или укрытие, и в конце концов решаю, что понятия не имею, куда идти.