Шарм

Когда она обвивает его ноги, он смотрит на меня с паникой и тоской в глазах, но я не знаю, что ему сказать. Раз мы должны спасаться бегством, брать с собой самую шумную и громогласную тень на свете, наверное, не лучшая идея. Но, с другой стороны, если мы попытаемся оставить ее здесь, это тоже будет нелегко. И к тому же разлука разобьет ее маленькое сердечко.

Мне знакомо это чувство. Братьев Вега очень трудно забыть.

Наконец, движимый отчаянием, Хадсон опускается на корточки рядом с ней и гладит ее по спинке.

– Все будет хорошо, – говорит он ей. – Я тоже буду по тебе скучать.

Вместо ответа она бросается в его объятия и сжимает его еще крепче. Она не плачет – что удивляет меня, – но, быть может, это потому, что она понимает: слезами делу не поможешь. И ничем не поможешь.

Я нервно смотрю на другой конец луга.

– Она производит слишком много шума, Хадсон.

– Да, я это знаю, Грейс, – отвечает он, и в каждом его слове звучит отчаяние. – Мне надо уйти, Дымка. Прости меня, мне очень жаль. – Затем он наклоняется еще ниже и шепчет: – Я люблю тебя, – шепчет так тихо, что мне приходится напрячь слух, чтобы расслышать его.

Но, может быть, он и не хотел, чтобы я услышала его. Надо думать, по его мнению, это плохо для его имиджа, если я увижу, что он такой размазня, когда речь идет об этой маленькой умбре, которая привязалась к нему. Возможно, в глазах его семьи это и впрямь бросило бы на него тень – если вспомнить, что его мать так жестоко расцарапала лицо Джексону, своему младшему сыну.

Но в моих глазах? Для меня это еще оно подтверждение того, что в этом парне есть много такого, о чем я и помыслить не могла, когда мы только очутились в его берлоге. Много такого, о чем никто не подозревает.

Внезапно из чащи деревьев на краю луга доносится шум. Хадсон тут же вскидывает голову и отпускает Дымку.

– Иди, – говорит он ей. – Давай!

Судя по ее виду, она хочет возразить, но, видимо, слышит в его голосе твердость, поскольку пускается бежать по лугу в сторону озера, все так же плача и воя.

Треск в подлеске становится громче, и я смотрю на Хадсона и опять спрашиваю:

– Что же нам делать?

– Бежать.

На сей раз он не спрашивает меня, хочу ли я, чтобы он нес меня, когда мы будем переноситься. Вместо этого он просто взваливает на мои плечи тяжеленный рюкзак и сажает меня к себе на закорки.

Как только я обхватываю его руками и ногами и он чувствует, что я крепко держусь за него, он трогается с места так быстро, что я едва не падаю на землю.

– Держись! – кричит он и, похоже, с каждым новым шагом наращивает скорость, до тех пор, пока все, что проносится мимо нас, не сливается в одно пятно.

Когда мы оказываемся среди деревьев на противоположной стороне луга, я оглядываюсь – и вижу, как на луг выбегает отряд солдат.

– Они заметили нас? – спрашивает Хадсон, ускорившись еще больше.

– Они направляются не в эту сторону, так что вряд ли.

– Отлично.

Я снова поворачиваюсь лицом вперед, и тут до меня доходит.

– Погоди, – говорю я. – Ты же бежишь не туда. Арнст сказал, что нам надо перейти через горы.

– Я знаю, что он сказал.

Но он даже не пытается повернуть назад.

– Ты думаешь, он лжет? – спрашиваю я. – Зачем ему было напрягаться и предупреждать нас насчет этих солдат, если он хотел надуть нас?

– Не знаю, – мрачно отвечает Хадсон. – Но я не в том настроении, чтобы верить кому-то на слово.

И то верно. Сама я тоже не очень-то настроена на доверие.

– И в чем же состоит твой план? Помимо того, что нам нужно бежать со всех ног?

Он ускоряется еще больше.

– В этом и состоит план.

– Понятно. Этого я и опасалась.

Хадсон мчится во весь опор, мчится миля за милей со мной на закорках. Я стараюсь давить своим весом на его спину как можно меньше, но я мало что могу сделать – разве что держаться за него покрепче, чтобы он не беспокоился о том, что я могу упасть.

Самой мне тоже совсем не хочется об этом думать – только не на такой скорости. Впервые в моей жизни, я начинаю понимать, каково это – быть пилотом «Формулы-1» – и должна признаться, что мне непонятно, как это может кому-то нравиться. Ведь любая ошибка может означать скорую и неминуемую смерть.

Но от этой мысли во мне начинает зарождаться паника, а если я психану, это точно никак не поможет Хадсону. И совершенно точно не поможет нам остаться в живых. Поэтому я выкидываю эту мысль из головы и, крепко держась как за Хадсона, так и за мое самообладание, заверяю себя, что все почти окончено.

Что ж, когда-нибудь этому и в самом деле настанет конец.

Но не сейчас.

Впервые с тех пор, как Мароли сказала мне, что у меня есть магическая сила, мне хочется, чтобы это было правдой. Будь у меня магическая сила, я бы придумала способ пустить ее в ход, чтобы отогнать подручных Королевы Теней и сбить их со следа, чтобы оградить нас с Хадсоном от угрозы.

Я не знаю, как долго бежит Хадсон, ведь время кажется чем-то нереальным, когда мир проносится мимо с такой быстротой, что все в нем сливается воедино.