– Ты на женщину руки не распускай! Ишь, какой! – тычет в лицо указательным пальцем, чуть нос не задевает, а я ее достать не могу. Будто она нелепый мираж. В бесцветных глазах рассыпается фейерверк. И мне прошибает осознанием, что я нелепо трачу время. Там в неуправляемой толпе моя Лера!
– Умоляю, – хочу рухнуть на колени. – Избавь, забери это. Я не понимаю, в чем смысл назидания, но люблю эту девушку, я хочу остаться с ней, не лишай нас счастья, – снег взбивается под коленями, а я роняю голову на грудь и застываю камнем. – Пожалуйста…
– Так ли это? Любишь, или что-то другое мутит тебе голову? Может, краля особенная попалась? – бабка смягчает черты лица и, немного наклоняя голову, тянет меня за плечи. – Ну, вставай, негоже грязь месить. Уверен, что чувства завтра не растворяться, как эти огоньки в небе? – она тычет пальцем вверх.
Я задираю голову. Яркий алый пион раскрывается надо мной пышными лепестками и исчезает в ночной синеве мелкими дрожащими золотом бликами.
Вдруг это шарм? Вдруг мои чувства к Валерии обманчивы? Ведь я с первого взгляда наповал был сражен. Так ведь не бывает? А что если эта ее особенность позволит пережить мне проклятие? А дальше? Окажется, что в сердце пусто, как в кратере умершего вулкана? Нет-нет-нет… Я не хочу так. Наполненным быть больно, но нет ничего круче этого чувства.
Любовь – как много в этом слове…
– Уверен, – говорю твердо и опускаю взгляд. Секунду таращусь на пустое место и хлопаю глазами. Померещилось? Или бабуля просто удачно смоталась?
Плевать!
Выбираюсь из-под густых веток, мчу на пределе мышц через плотную толпу. Зову Леру, срывая голос, а ее нигде нет. Мучаюсь сомнениями, ведь не может из-за недосказанных слов моя малышка испугаться. Она не такая, как прошлые невесты, она другая. Я ей верю. Больше чем себе верю.
Мрак тянет за плечи, сдавливает виски, скручивает внутренности тревогой и ужасом. А если опоздал? А если больше ее не увижу?
Нет. Нет. Нет…
Подбираюсь, сдавливаю кулаки до боли, заставляю себя держаться за краски реальности и идти дальше. Искать. Шарить взглядом по бесконечным верхушкам голов, чтобы выискать одну-единственную. Белокурую. Мою.
Увижу. Найду. С Того Света достану. Люблю и скрывать больше не собираюсь. Пусть бабка подавится своим наказанием. Буду беречь Валерию, как подснежник, что занесен в Красную книгу. Пылинки сдувать, дарить ласку, себя дарить до края. Мне ради нее ничего не жалко.
Свет прожекторов лупит в глаза, как острый кинжал. Жмурюсь, как слепец, но не замедляюсь и на секунду. Бегу куда-то, налетаю на людей, ору, будто больной. Прохожие озираются, шарахаются, крутят у виска пальцами. Их пьяные лица плывут, искажаются мутью слез. Ниточка реальности трещит, натягивается, а я тащу свое бренное тело дальше, не щадя ни руки, ни ноги, ни лицо.
Это напоминает мясорубку. Толпа трясется от праздничного куража, писклявые голоса считают секунды до наступления нового года, а меня несет волной, как цунами, что сносит хрупкие дома на берегу.
Меня выносит на парапет, протягивает вдоль, разрывая ткань кашемирового пальто, качает в бешеном ритме. Я зову. Зову свою невесту, но уже не слышу голоса. Только сип. Тихое шипение, что сдавливает гортань и режет, словно я глотнул кусок сломанного клинка.
Впереди косым углом появляется небольшая пустота, свет фонарей преломляется, и я замечаю, как двое высоких ребят в дубленках пристают к… моей невесте.
Что было дальше, я помню слабо. Меня словно вырубило на долгие сотни секунд.
Два хлопка, и два тела отлетают в сугробы. Лера плачет, жмется ко мне, прикрывает ладонями лицо. Растрепанная, куртка разодрана на плече, руки исцарапаны в кровь.
Мы идем в обнимку к машине. Я ничего не чувствую, кроме желания впитаться в нее, как едкий аромат, прорасти, как повилика, и не отпускать. Просто стать с ней единым целым.
В конце площади, где толпа понемногу редеет, я тяну ромашку к себе и, после жадно-глубокого поцелуя с привкусом соленых слез шепчу пропавшим голосом:
– Люблю…
Глава 50. Валерия
Домой добираемся молча, изредка поглаживаем друг другу ладони, переплетая пальцы. Мне кажется, что я боюсь разрушить миг счастья, а Генри старается не переборщить с искренностью. Ему это слово, завершающее его фразу у елки, далось трудно, я знаю. Не могу верить, но верю. До того верю в его любовь, что между лопатками пробиваются крылья и мешают мне сидеть. Я будто взлетаю, упираюсь затылком в потолок машины, боюсь пробить крышу и выпорхнуть в открытый космос.
– Веришь мне? – говорит Генри на ухо, пропуская меня в тихий, застывший в темноте, дом.
– Верю…
– Я хочу, чтобы ты была со мной всегда.
Не буду сейчас ломать себя, не буду смотреть, как шарм завивается вокруг нас плотным коконом и думать, что все слова жениха навеяны магией. Я не стану жить зыбким Завтра, где любовь раскрошится на черепки, и мое сердце лопнет от боли. Не хочу осознавать, что Здесь и Сейчас – просто иллюзия, временное счастье для нас двоих. Я просто буду идти дальше без всяких страхов.