Шарманка

Пригласили! Наконец-то пригласили.
Липы зонтами, – дачка…
Оправляла ситцевую юбочку.
. . . . . . . . . .
Уже белые платьица мелькали,
Уж косые лучи хотели счастья.
Аристончик играл для танцев.
   Между лип,
Словно крашеный, лужок был зеленый!
Пригласили: можно веселиться.
Танцовать она не умела
И боялась быть смешной, – оступиться.
Можно присесть бы с краешка, –
Где сидели добрые старушки.
Ведь и это было бы веселье:
Просмотреть бы целый вечер, – чудный вечер
На таких веселых подруг!
«Сонечка!» Так просто друг друга «Маша!» «Оля!».
Меж собой о чем-то зашептались –
И все вместе убежали куда-то!
. . . . . . . . . .
Не сумела просто веселиться:
Слишком долго была одна.
Стало больно, больно некстати…
Милые платьица, недоступные…
Пришлось отвернуться и заплакать.
А старушки оказались недобрые:
И неловко, – пришлось совсем уйти.

«Сильный, красивый, богатый…»

Сильный, красивый, богатый
Защитить не захотел,
Дрожала, прижавшись в худом платке.
Кто-то мимо проскользнул горбатый.
. . . . . . . . . .
. . . . . . . . . .
Город большой, – толку-учий!
. . . . . . . . . .
. . . . . . . . . .
Прогнали. Башмачки промокли.
Из водосточных вода текла.
И в каретах с фонарями проезжали
Мимо, мимо, мимо, – господа.
Он, любимый, сильный, он все может.
Он просто так, – не желал…
Наклонился какой-то полутемный,
Позвал пить чай, обещал:
– «Пойдем, ципа церемонная,
Развлеку вечерок!»
. . . . . . . . . .
. . . . . . . . . .
И тогда, как собачонка побитая, трусливо дрожа,
Поплелась за тусклым прохожим.
  Была голодна.

Из средневековья

В небе колючие звезды,
в скале огонек часовни.
Молится Вольфрам
у гроба Елизаветы:
«Благоуханная,
ты у престола Марии-Иисуса,
ты умоли за них Матерь Святую,
Елизавета!»
Пляшут осенние листья,
при звездах корчатся тени.
Как пропал рыцарь Генрих,
расходилися темные силы,
души Сарацинов неверных:
скалы грызут зубами,
скрежещут и воют.

«Ангелом белым Пречистая Лилия,
ты, безгрешная Жертва Вечерняя,
Роза Эдемская,
Елизавета!»
Корчатся тени,
некрещеные души,
клубами свиваются, взвыв.
  «Смилуйся, смилуйся, Матерь Пречистая,
«Божия Матерь.
«Молит за нас тебя ангел твой белый,
«наша заступница
«Елизавета!
  «Сгинь, власть темная
  «от гроба непорочного.
  «Свечи четыре –
  «Пречистый Крест
  «и лилии – лилии,
  «молитвы христианские!»
. . . . . . . . . .
Огоньки в болоте мелькают
в ядовитой притихшей тине.
Под часовней карлики злые
трясут бородами…
И пляшут колючие звезды,
дрожит огонек лампадки…

Невредимы в ночи осенней
весенние цветочки
у непорочного гроба.

Старый романс