Шарманка

Ваши бледные губы…

Арлекин.

Мои бледные губы почти всегда сомкнуты. Меня сбивает с ног ветер.

Учительница.

У вас большие, печальные, черные глаза, Арлекин.

Арлекин.

Да, видите ли, это немудрено, королева. Я немножко еврейского происхождения; я ведь сын Агасфера, Вечного Жида.

Учительница.

Ах, вот отчего вы так трепетны и печальны! Вас так ужасно мучили! На вашей красной с черным одежде я вижу точно следы крови. На ваших бледных руках – царапины и синие пятна. Испуг на вашем пестром платье. Над вами столько издевались все века. Вы дрожите, вы страдаете…

Арлекин.

Ах, нет, моя королева, мне просто холодно. На земле было столько простуженных и веселых карнавалов, и столько пьют, и столько было у меня женщин, что я облысел немного, и теперь я просто зябну под бумажным моим колпаком. Это, видите ли, наследственно: мой папаша очень зябок, и потому мне чертовски холодно в вашем Петербурге.

Учительница.

Брезгливо отворачивается и идет.

Арлекин.

Вдогонку.

Мне холодно, мне очень холодно, и ветер меня сбивает с ног…

Учительница.

Ускоряет шаги.

Арлекин.

Бледнеет и исчезает.

. . . . . . . . . .

Пустая улица. Туман. Одинокий голос Арлекина.

Арлекин.

И в бессонных зеркалах Альказара, полных светлого безумия, кружится бедный бессонный Дьявол, не разжимая губ, и когда он снимает колпак, то, смеясь в потолок, его лысина повторяет отблески сияющих люстр.

Туман рассеивается. Появляется прохожий. Рядом Арлекин.

Арлекин.

Позвольте вас проводить?…

Прохожий.

Провожать мужчин? Да вы потеряли стыд… Я крикну сейчас городового… Негодяй!.. Вы заставляете меня бежать, а у меня одышка.

Арлекин.

У меня у самого одышка. Не заставляйте меня бежать так скоро. Я обязан всех провожать в ненастные вечера. Разве я не кажусь вам даже фантастическим?

Прохожий.

Вы?… Вы – хулиган. Городовой!

Прохожий и Арлекин исчезают.

. . . . . . . . . .

Пустая улица.

Потом Арлекин.

Арлекин. – (Канцона)

Вот на тонких ножках пляшут огоньки.
Я срываю звездных бус корольки.
Вырастают странные на морозе мечты;
Вырастают на стеклах ледяные цветы;
На карнизе прилипли две ласточки – зябкие птицы;
Закутано соболем горло итальянской певицы.
Меня спросил раз фонарь:
– Откуда пришел ты, бледный?
Впали твои глаза, Арлекин бедный!
– Родила меня южная ночь
Под звон бубенцов,
Под шум безумных бокалов,
Под смех глупцов.
Меня, закутав в соболь, принесли
Из теплых стран, где Миньона
Апельсинные рвет цветы.

Миньоночка, потанцуй, –
Фантазия Арлекина.
Мы танцуем под барабан
Строгого Господина.

Окрестили меня вином
Под звон стакана,
И потом
Возвели с торжеством
На подмостки балагана.

Миньоночка, потанцуй,
Мечта-Коломьина,
Потанцуй, поцелуй,
Фантазия Арлекина.

Ах, веселый карнавал, блестки.
Ах, сосульки уронили слезки…
. . . . . . . . . .
И когда остался я один,
Ночь вздыхала:
– Ах, бездомное дитя, Арлекин,
Дитя нежное,
Ты пришел к нам издали
В страны снежные;
Виснут у тебя льдинки,
Насмешливые снежинки
На бровях,
Ах…

Занавес.

Картина вторая

Ночь. Сцена представляет детскую. Штора поднята. На столе горит лампа. Ночник. Двое детей в постелях.

Первый ребенок.

Попрощаемся с ночничком, он скоро погаснет. Ведь считается, что мы уже спим.

Второй ребенок.

Сегодня не спущена штора. Видно улицу.

Замечает Арлекина, прижавшегося лицом к стеклу. Он сейчас добродушнее и толще.

Ах! Наш старый Арлекин… Смотри.

Первый ребенок.

Вот ты пришел, Арлекин. Давай играть.

Арлекин.

Давайте. Т-сссс. Я пришел, только чур.

Подносит палец к губам.

Тише, тише – жид на крыше.

Первый ребенок.

У него совсем не отломан нос.

Второй ребенок.