У-у-у, как хорошо пахнет дождик! Глубоко во всех вещичках притаились их таинственные душонки – и подслушивают мысли: крылечки, столбики, перильца… Глубоко в зеленых листьях притаилась душа старой дранковой крыши, прежняя, старая душа, а под самой крышей смеется чердак; – интересно, – что он поделывает днем. – У него должно быть шаловливый глазок. Глубоко-о в маминой кладовой сидят на полках кувшинчики и горшочки и ведут таинственный разговор. Они собрались в кружок. Я сказал раз мальчику: «Мальчик, ты хочешь к гостям?» – «Нет, я не хочу, я хочу послушать, что говорят кувшинчики» А наверху подъезжали экипажи, блестя колесами.
Огуречник.
Иногда «он» или «она» подъезжают в экипажах…
Звездокопатель.
Но потому, что кувшинчики ведут разговор, экипажи становятся красивыми, и мальчики и девочки пишут стихи.
Ты выходишь на бодрый берег озера и кричишь: «Сосны! Сосны!» И ты видишь на другом берегу девушку…
Огуречник.
Эту-то девушку и я всегда вижу!
Звездокопатель.
И я видел девушку! И она пела! Глубоко в зеленых листьях притаилась дождевая душа. И мне милы намокшие маркизы балкона и шум дождя.
Огуречник.
Вот, вот именно! Так милы намокшие маркизы и шум дождя…
Звездокопатель.
А меня самого нет, потому что сам я – девушка, шум дождя, вереск и улыбки кружек на полке
Звездокопатель.
Мальчик, может быть, хочешь к ним? Свечи горят на столе, и клены просятся в окна. – «Нет, меня волнует вечер и голоса издали, как вино…» Мальчик говорит: «Они там смеются, такие интересные, и никто не знает дома, что я стану великим…»
Огуречник.
Эге!
Звездокопатель.
Нет, не «эге». Из всего этого выйдет вечная песня про синие кувшинчики и дождик.
Огуречник.
Там сидит одна дама и ее любовник. От горячего дыхания их запрещенной, осужденной, полной прошлого жизни – стали теперь так терпки и свежи дождевые листья.
Звездокопатель.
Я люблю сережки зеленой березы, и сосновые половицы, и вереск…
Жаркий июньский полдень. Финляндская дача с желтыми решетчатыми балюстрадками веранды. На веранду, запыхавшись, входят: дама лет сорока, полная блондинка, гимназист, господин лет тридцати с бородкой Henri Quatre, одетый по-заграничному, с плащом и дамской накидкой в руке, с тростью в другой.
Господин.
Фу, жарко… Ну, куда вы нас притащили…
Дама.
А море – буль-буль! А море – буль…
Гимназист.
Смотрит на нее с восторгом.
. . . . . . . . . .
Дама.
Ну, как вам угодно, а возьмите для меня эту дачу. Возьмите! Мне уже теперь захотелось этих сосен.
Господин.
Но, Надежда Михайловна, ведь другую же можно…
Дама.
Нет, не другую, – захотелось гамака, сосен, балкона…
Господин.
Балкон здесь как раз в каждой даче.
Дама.
Сосны над балконом…
Господин.
Песку по колено, чтобы было недалеко, неудобно, безрассудно…
Дама.
Хочу песку… Вы, вообще, тут оба, понимаете слово – «хочу»?
Гимназист.
Вот ваша шапчонка, – вам напечет голову!
Дама.
Это значит так, руками, ногами хотеть… Вот всем боком, носом!!..
Господин.
Чем еще?
Дама.
Дурак!
Господин.
Вам вреден финляндский климат, вы в Ментоне были паинькой.
Дама.
В Ментоне было другое – был Ментон.
Господин.
А тут?…
Дама.
. . . . . . . . . .
Господин.
Quand une femme veut… (свистит и уходит).
Дама.
Какой глу-пый… Глазастик талантливый… Опять?
Гимназист.
Да, мне досадно, вы меня заставляете быть не своим, я меняюсь.
Дама.
Разве так не лучше?
Гимназист.