Шарманщик с улицы Архимеда

Дюрер мог бы продолжить. Весы означают равновесие, часы – преходящесть, лестница – духовное восхождение, колокол это напоминание о смертном часе, жернов – о наказании за грехи, гвозди – о страданиях Спасителя… Но рубанок, по-видимому, остался бы рубанком, линейка линейкой, молоток молотком, клещи клещами… Поддувало на Меланхолии это не приспособление для вдувания греховных мыслей в распахнутые души грешников (как оно зачастую используется на других работах Дюрера), это просто инструмент. Также как и тигель это не алхимический прибор, а хорошо знакомая художнику принадлежность ювелирной мастерской.

Письменные принадлежности тоже трудно записать в символы. Полиэдр это никакой не философский камень, а самопохвальба гордого мастера-геометра (и я тоже умею, не только итальянцы!). Шар, может быть, и играет тут роль модели вселенной, но скорее это все-таки круглое дополнение к граненому полиэдру. Радуга – символ первого, послепотопного завета Бога и человека, комета – знамение катастрофы (и предвестник прихода Мессии).

Строить из этого материала сложные концептуальные модели занимательно, но неубедительно. Убеждают только простые идеи.

Главная идея «Христианских стихов» доступна каждому:

Ничто не может отвратить смерть скорую!

Раннюю, неожиданную, преждевременную.

Эта жалоба, крик, стон печального мастера. Ни труд, ни прилежание, ни добрые дела, ни воздержание, ни великое мастерство – ничто не может защитить его от всесильной смерти. От случая. От неотвратимого наказания в вечности…

Это и есть тема горестных раздумий крылатой Меланхолии. Почему она должна думать не так, как ее создатель? Очевидно, что в своей главной графической работе мастер воплотил свою главную душевную муку. Ничего не поможет! Ни работы по обустройству вселенной, для которых и предназначены различные инструменты, лежащие и висящие в поле гравюры, ни результаты этих работ – шар, полиэдр, ни магия (квадрат), ни мудрость (книга), ни математика (циркуль), ни власть (ключи), ни богатство (кошелек)… Все равно – истечет песок в часах, зазвонит траурный колокол, нагрянет смерть и заберет свою добычу. Такова участь человека. И бессмертная Меланхолия скорбит о нем, размышляет о замысле Бога.

Ничто не может отвратить смерть скорую! – шепчет труп на адской кляче, показывая конному рыцарю песочные часы, а дьявол с багром вторит сзади: «И будет вечно длиться Страшный суд!»

Песочные часы мы видим на всех трех мастерских гравюрах. Во всех этих часах песок высыпался из верхнего сосуда в нижний примерно на две трети (автобиографический момент). Казалось бы, чего бы рыцарю бояться – до конца еще далеко. Но «скорая» смерть приходит и до времени. Изображенный Дюрером рыцарь это не Дон Кихот, а бандит с большой дороги, грабитель, грешник. К праведнику не пошлют рогатого дьявола с багром! О рыцаре в «Христианских стихах» сказано:

Скажи мне, человеческая твердость,
Почему
Не сожалеешь тяжко о грехах?
Ведь никто не избежит расплаты

(и далее по тексту)

Рыцарь и есть воплощение этой твердости, жестоковыйности. Об этом свидетельствует его бронированный образ (это уже упомянутая нами естественная аллегория). Рыцарь предается всем перечисленным Дюрером в «Христианских стихах» грехам и порокам. И назидающий, все расставляющий по своим местам художник, отдает его на своем графическом листе во власть смерти и дьявола, надеясь заслужить поблажки для себя.

Но суровый рыцарь не обращает внимания ни на смерть, ни на дьявола с багром. Он стихов не читает и продолжает свой путь сквозь каменистое бесплодное ущелье (высохшие корни, деревца, чахлая трава – метафоры его души и судьбы).

На недосягаемой высоте виднеется фантастический замок, обитель высоких душ. Где-то там, на солнечной стороне мира, сидит св. Иероним в своем светлом кабинете. Ему посвящены следующие строчки «Христианских стихов»:

Возвысся до христового пути
И бойся Бога.
Он подарит
Жизнь вечную тебе.
Не погружайся в тлен,
Себя безвременному посвяти

(и далее)

Именно так и живет святой – в его комнате нет ничего, что могло бы свидетельствовать о суетности или тщеславии ее владельца, погруженного в перевод Септуагинты на латынь. Жизнь Иеронима – это христовый путь, он боится Бога, видит смерть перед собой (череп), делает доброе дело сегодня. Его цель – просвещение, свет истины. Келья его наполнена светом как благодатью. Свет на стенах и на деревянном потолке, на тыкве и на полу. Прозрачны круглые стеклышки окон, светится и склоненная голова Иеронима, свет падает и на круглую кардинальскую шляпу. Все это метафоры чистоты и благости его души.

В последних строчках «Христианских стихов» Дюрер формулирует свою главную надежду: