Лайла, например, любила говорить о себе: “Я такой человек, который…” - и после этого вступления могла продолжить по-разному, в зависимости от ситуации: “Я такой человек, который привык жить отдельно, в собственной комнате!”, или “Я такой человек, которому необходимо выговориться о том, что накипело на душе”, или “Я такой человек, которому нужно время и спокойная обстановка для размышлений”. И всякий раз, когда она произносила что-нибудь подобное, я спрашивала себя, как ей удалось понять, что она за человек?
Я чувствовала себя среднестатистической гражданкой - не низкая и не высокая, не полная и не худая. Мне часто говорили, что у меня красивые глаза, но никто не знал, какого они цвета. Карие? Зеленые? Темно-серые? Какой непонятный цвет! В школе я иногда слышала: “У тебя приятное лицо!” - но, посмотрев на себя в зеркало, я не находила ничего приятного. Преподаватели обычно сопровождали оценки результатов моей учебы комментариями вроде: “Достигнут определенный прогресс”, или “Уровень знаний вполне удовлетворительный”, или “Продемонстрировала большую наблюдательность”, или “Следует быть активнее на уроках”.
Куда бы я ни переезжала со своими родителями, повсюду меня сопровождало ощущение нестабильности и неустроенности, но особенно сильным это чувство было здесь, в Швейцарии, так не похожей ни на одно из моих прежних мест обитания. Я находилась не просто в другом городе, ходила не просто в очередную новую школу. Здесь все, а не только я, приехали издалека, и большинство из них, так же, как я, были новичками. Все говорили с акцентом, а не я одна. В самом начале я смотрела на ребят и думала: “Это японец. Она испанка”. Но уже спустя две недели забыла о национальностях и видела только Кейсуки или Белен. И если бы кто-нибудь спросил меня в первые дни: “Откуда он?” или “Из какой она страны?” - я бы, скорее всего, довольно точно могла угадать, что из Японии, Испании, Китая или Индии. Однако через пару месяцев уже затруднилась бы ответить на тот же вопрос.
Взять, к примеру, японского мальчика по имени Кейсуки. Его родители живут сейчас в Осаке, но родился он в Лагосе, бывшей столице Нигерии. В то же время в школе есть дети, похожие на японцев, которые на самом деле являются гражданами США и никогда даже не бывали в Японии. А те, у кого испанская внешность и мама с папой - испанцы, могли родиться, например, в Индии, позже пожить, может быть, пару лет в Испании, а затем уехать на долгие годы в Нигерию, Швецию, Бельгию или еще куда-нибудь.
Если бы меня спросили, откуда я родом, я сразу бы ответила, что из Штатов. Мне не пришлось бы вдаваться во все подробности моей первой жизни и рассказывать, что я родилась в штате Кентукки, а потом жила в Виргинии, Северной Каролине, Теннесси и так далее, и так далее. Здесь я не единственная, кто кочевал с места на место. Здесь многие кочевали. Кочевать здесь - в порядке вещей.
В школе существовали определенные требования к одежде учеников, и все одевались практически одинаково, строго и просто, хотя формы как таковой не было. Мальчики носили пиджаки, галстуки и обычные брюки, девочки - юбки или брюки, а сверху - что-нибудь непритязательное. Не разрешалось приходить на уроки в джинсах. После школы все могли одеваться, как хотели, и никому не было дела, если кто-то носил не то, что остальные. Одежду часто одалживали друг у друга, поэтому можно было видеть совершенно невероятные сочетания: чей-то арабский платок, накинутый поверх футболки с надписью по-испански, американские джинсы и итальянские туфли.
Мне это нравилось, так как во время уроков, когда на всех надето почти одно и то же, не надо было переживать, что твои туфли или одежда недостаточно крутые. А после школы, во что бы ты ни была одета, все равно найдется кто-то, кого это приведет в восторг, поскольку не похоже на его собственную одежду. Во всех других школах, где я училась, самым трудным был первый месяц именно потому, что я лихорадочно старалась определить, какие носки были в моде, а какие - нет, и не окажусь ли я всеобщим посмешищем в своей обуви или одежде.
В этой швейцарской школе учебные группы были маленькими, не больше пятнадцати человек, а по некоторым предметам вообще только десять. Преподаватели уже на следующий день знали всех школьников по именам, и на уроках было бесполезно пытаться спрятаться за спинами товарищей - если не выполнил домашнее задание, это сразу становилось очевидным. Поэтому к урокам приходилось готовиться добросовестно, проводить за домашней работой много времени, если не хотел, чтобы тебя посчитали недоумком.
В других школах учителя рано или поздно обнаруживали огромные прорехи в моих познаниях. Так получилось, что из-за всех наших переездов я не научилась умножать и делить; знала, что такое имя существительное и местоимение, однако имела весьма смутное представление о наречии; и хотя могла рассказать о десятках разных городов по всей Америке, не назвала бы столицу ни одного штата.