Шаровая молния

– Ух ты, как заговорил! – изумился ответу Лехи Трофим. – Не нагнетай обстановку, Вершинин. Сейчас вот меня замкнет и я прикажу утопить тебя, допустим, вон в том пруду, – он указал пальцем на парковый водоем. – По тону слышу, что не желаешь ты трепаться, но надо… никуда не убежать от этого разговора. Напрасно ты сопротивляешься – я предлагаю реальное дело и долго не распинаюсь. Ты знаешь, достучаться до меня потом очень трудно, так что пользуйся случаем, иначе ты позабудешь о том, что можно жить спокойно и умереть без страха… своей смертью – поверь, после отказа такой страх у тебя появится и я не заставлю себя долго ждать, чтобы воплотить его. Меня вообще лучше сегодня не злить – я же пришел к тебе с миром, Леха, по-хорошему с тобой, а ты… В общем так, – постепенно выходил из себя и терял интерес к беседе Трофим. Леха видел это и понял, что Трофим отстанет, либо услышав согласие, либо увидев предсмертные конвульсии и последние вздохи Алексея. – Я в последний раз предлагаю тебе сделку. Хорошенько подумай, ведь ты нам обязан. Или заплатишь за отказ своей грязной мажорской кровью. Ты попал, Вершинин! Так просто тебе не выкрутиться.

Вершинина тошнило от прошлого и бесило настоящее, но сейчас представлялся отличный шанс покончить со всем этим: однозначно, прошлая жизнь Вершинина откровенно сопротивляется, мешает ему стать другим (об этом и говорил Дима). Уже давно пришло время разобраться в себе и сдать эту ненужную и вредную папку в архив.

Трофим не затыкался:

– Пришло время наконец поставить точку в этом деле! Ты и нам поможешь, и должок закроешь, чтобы уже не возвращаться к нему никогда, и заработаешь мою благодарность, а она, как ты знаешь, дорого стоит – целую жизнь человеческую! – провозгласил он. – Есть тут одно маленькое дельце, в котором ты и твоя покоцанная тачка будут нам чересчур полезны. Тряхнем же стариной, Лешка! – о какой старине говорил Трофим, Леша так и не догнал.

Вершинин молчал, все еще раздумывая, вырваться из лап Трофима или подчиниться.

– Эх ты, сучонок! – говорил ему Трофим. – Вижу, что не хочешь, вижу, что противно тебе – зло на нас держишь, – Леха сложил руки на груди, а его собеседник попутно раздумывал, что после всего сделать с Вершининым: уж очень ему не нравилась его рожа. – Все-таки ты еще тот гад, Вершинин. Вот скажи честно: ты же не откажешь мне, своему старому другу? Мы ведь помогали тебе, отмазывали, вытаскивали тебя. Теперь твой черед – ты же не хочешь скоропостижно умереть, так и не достигнув самого дна своего мнимого богатства, – Леше становилось не по себе – за яйца его схватили основательно. – Давай вспомним… давай вспомним вместе! Помнишь того ревнивого мальчика? Между прочим, такой же мажор, как и ты, правда, папаша у него чиновник, а мама – папашина потаскуха с его работы. Ты вспомни, как умудрился в тот раз по пьянке натянуть девку этого пацана – он был так зол, что решил устроить тебе хорошую трепку, но ты оказался догадливым. По твоему звонку мы вычислили его и устроили ему ад с помощью раскаленной докрасна арматурины – он и слова ляпнуть сейчас боится, а его папика, которому тот сразу же доложил, как над ним поиздевались, мы… в общем, прикрыли навсегда его лавочку. А женушка его молоденькая плакала недолго – через три недели другого себе нашла, посолиднее и побогаче. Вспоминаешь, да?! А ведь это далеко не конец! А тех двух бугаев из «Мерса» помнишь?! Бля-я-я, они считали себя еще теми умниками: просекли, что ты у нас еще тот денежный мешок, подкараулили тебя около клубешника – естественно, пьяного в стельку – избили на глазах у одной из твоих шлюх и невменяемого пьяного друга твоего… как же его… Витек, кажется… Он еще тот кабан, защитил бы тебя, если бы не блевал в кустах неподалеку. А эти двое были очень довольны собой, ведь приложили тебя, нажились тысяч на 40 и золотишко, которое ты любил при себе таскать, прихватили. Кто это все вернул?! Мы вернули! Не ты, а мы! Ты тогда с больной головой и разукрашенным ебалом в постели чуть ли не неделю валялся, а мы работали за тебя, восстанавливали твое имя, хотя на что оно нам сдалось? Наказали мы этих мужиков! Как?! А сейчас я расскажу…

Вершинин отворачивался от Трофима, с отвращением отвечая ему, понимая, что отделаться от него – затея невозможная, ведь отказаться означало обречь себя на неминуемую и мучительную смерть от изощренных наемников. Оборачиваться на улицах, не спать из-за страха, свихнуться от ожидания расправы – этого Вершинину не хотелось, как и страдать от глупого отказа в помощи.

Он брезгливо ответил Трофиму на его желание рассказать, что тот сотворил с двумя мужиками, напавшими на Алешу однажды ночью:

– Я не просил вас убивать их, – сказал Вершинин и вновь пожалел, что у него хватило смелости связаться с Трофимом тогда.

Трофим не унимался: