Шаровая молния

Алекс был непреклонен и делал свое дело мастерски, без скованности и стеснения, без капельки приличия и сожаления, как и подобает истинному ловеласу – он делал все, как привык. Вершинин без всякой опаски и задней мысли изнасиловал свою учительницу, после чего, удовлетворившись, быстро дал задний ход, будучи уверенным в том, что добился своего.

Заплаканная Екатерина Викторовна тоскливо сидела за партой и молчала, взявшись за голову. После произошедшего такой стойкий и жизнерадостный человек, как Щедрова, вдруг превратился в унылую и плаксивую девчонку. Одно событие поломало ее безмятежную жизнь всего за несколько не совсем приятных мгновений. И виновником этого события стал Леха, который в очередной раз использовал человека, прожевал и выплюнул, собираясь через пару минут величаво исчезнуть из сломанной женской жизни, оставив в ней огромную рану, которая будет кровоточить и напоминать о себе постоянно.

Самопровозглашенный вершитель судеб копошился позади класса, одеваясь и приводя себя в порядок. Сделав дело, он с довольным видом собирался откланяться. Леша первым прекратил молчание, стараясь подбодрить себя и развеселить угнетенную учительницу – его так и тянуло напоследок поиздеваться над ней, отомстить за то, что она так долго мурыжила его здесь.

– Запомните меня, Екатерина Викторовна, таким! После выпускного мы вряд ли увидимся, поэтому причинять боли вам я не стану, – застегивая рубашку, Вершинин гордо твердил. – Никто – можете даже не сомневаться – из живых существ не узнает о нашей связи, о нашей маленькой интимной сделке.

В этой игре Леха победил, правда, кое-чем пренебрег, как и всегда – жизнями и чувствами других.

Он подошел к училке и поправил рукой ее растрепанные волосы:

– Вы ведь не сердитесь на меня? Что ж поделаешь – такой вот я, Алексей Вершинин! Я привык добиваться желаемого: любой ценой… любыми жертвами – это мое конкурентное преимущество. Может, мне и чуждо что-то человеческое, но это часто не так существенно на фоне всего грандиозного, что я могу сделать. Я делал свое дело – вы тоже выполняли свою работу. Все нормально, – Леха подумал, махнул рукой и добавил. – А деньги я вам все-таки оставлю, – он отсчитал деньжат из пачки, вынутой из кармана, и кинул их на учительский стол. – Это, конечно, против моих правил. Я никому ничего не даю – мне дают в основном, – засмеялся он, – но что уж тут поделаешь – придется сделать исключение. Уважение к учителям, так сказать. Школьные годы – золотые годы! И все такое прочее. В школе ведь я так изменился… так повзрослел, – многозначительно произнес Вершинин и задумался. – Теперь ваша часть сделки, Екатерина Викторовна – я надеюсь на вас, – подмигнул он на прощание.

Екатерина Викторовна подняла на него свои измученные глаза, полные слез и грусти. Ему внезапно стало брезгливо смотреть на нее – он резко перевел взгляд в сторону.

– Вы тоже меня поймите – я же понял ваши чувства, – Леша не понимал, чем так расстроена математичка. – Не стоит беспокоиться из-за этого – просто забудьте, примите как должное. Поверьте, я это сделал не из-за корысти или какого-то маниакального влечения. Честно сказать, мне было неприятно на душе, как и вам. Я сделал это ради дела… и вы тоже, – произнес Вершинин, а потом решил уйти, не задерживаясь и не поддаваясь смазливой и душещипательной обстановке.

– Хватит, Вершинин, хватит! – шептала Щедрова, опустив голову. – Ты надругался надо мной… Ты сделал то, чего добивался… Уходи отсюда прочь… и ничего не говори…

Он покидал математичку навсегда, но, когда выходил из кабинета, то все же не удержался: его ехидная и вычурная издевательская улыбка все-таки мелькнула на лице, а его подлый взгляд загорелся с новой силой. Он направлялся свершать новые дела, был готов решить любой вопрос, любую проблему. Вершинин удалился, довольный собой.

Когда Леша шел по школьным коридорам, то его уже не посещали веселые и радостные воспоминания, как это было прежде. В знакомых и родных помещениях школы, где у Лехи прошло 11 лет его жизни, ему вдруг стало мерзко находиться – хотелось поскорее вырваться на свободу. Вершинин обхватил себя руками, будто замерз, и поспешил убежать из школы, с которой его больше ничего не связывало, кроме выпускного и еще нескольких экзаменов, один из которых и толкнул его на это преступление против тела, души и разума – он старался не думать об этом, прекрасно понимая, что трояк по математике ему обеспечен.