Шартрская школа

[629-636] ПУТЕМ[843]: созерцанием. ИСПОЛНИ: Так как ты познал, что в Тартаре, остается исследовать, что в Элизии. СТЕНЫ: Когда зримое пройдено, остается исследовать незримое, и потому Сивилла говорит, что видит небо, то есть стены Циклопов. Имя Циклоп — как бы policiculos, то есть «множество кругов»[844]. Круги, у которых нет конца и которые имеют неделимое и неизменное средоточие, обозначают духов, бессмертных и не отстающих от неделимого и неизменного Творца. Таким образом, Циклоп, то есть «множество кругов», есть чин духов; несколько Циклопов — множества духов. Стены Циклопов суть небеса, природные области духов. ВИЖУ: Ведь разумению открыты небеса. ВОЗВЕДЕННЫЕ: выше прочих. В ПЕЧАХ: огненных шатрах, кои суть 12 частей неба[845]. Ведь не только Зодиак, как мы читаем, разделен философами на 12 частей, но и все небо от южного полюса до северного. Поэтому говорят, что южные и северные знаки не находятся ни в каких частях [зодиака], или же что они — светила, расположенные выше него.

И СВОДОМ: свод есть панцирь человеческого мозга. ВОРОТА, то есть ячейки. Ведь через них, как выше сказано, мы, напрягая остроумие, рассудок и память, входим созерцанием в небеса. ПОСТАВЛЕННЫМ НАПРОТИВ: Он обращает голову к небу. ГДЕ ЭТИ, то есть в сих воротах, так как в келейке памяти. ДАРЫ: философию. РАВНО: ведь они входят сообща. ПУТЕЙ: добродетелей. СЕРЕДИНЫ: до самой добродетели, которая есть средина меж людьми и божественными сущностями. К ВРАТАМ БЛИЗЯТСЯ, когда открывают что-нибудь остроумием, различают рассудком, вверяют памяти. ЗАНИМАЕТ ВХОД: когда упражняет остроумие. ТЕЛО ОКРОПЛЯЕТ СВЕЖЕЙ ВОДОЙ, когда орошает себя новым научением. Ведь эти вещи следует сочетать, то есть упражнение остроумия и наставление в науке, как говорит Гораций:

Вся красота у стихов — от природы иль от искусства,
Вот вопрос[846]

.

Но так как за открытием с помощью остроумия следует препоручение памяти, прибавляет ВЕТВЬ: философию. НА ПРОТИВНОМ ПОРОГЕ: в задней ячейке[847].

Алан Лилльский ПЛАЧ ПРИРОДЫ

Пролог

Когда все преславное устроение чувственного мира, кроме человеческой природы, было наконец завершено, провидение Высшего Художника, чтобы дать достойное завершение заключительным частям своего творения, усерднейше пеклось о том, чтобы благополучно довершить в человеке счастье и честь своего созданья, осыпая его особливыми благодеяниями, наполняя его драгоценными приращениями, чтобы он превосходил прочих животных, лишенных разума, несравненной исключительностью своего достоинства и добродетелью.

Так как, однако, ничьей тонкости, кроме Его собственной, не подобало учинить или основать создание столь совершенное, в коем вечно силен блеск жизни, Он, отведя руки от сего труда, решил, что простую сущность души следует произвести из энтелехии и образования добродетелей, субстанциальную массу тела — из приготовления материи, а сочетание их — из соревнования с небесным порядком.

Но чтобы в благородном созидании человека не сбиться с пути, Он взял себе за образец черты большего мира[848], и как в оном мире небо превосходит все своим высочайшим верхом, так голову, в коей должна властвовать душа, Он поднял и воздвиг ввысь цитаделью и капитолием всего тела, в знак того, что этот «вид, являющийся в наибольшей мере видом»[849], по праву созерцает первоначальную причину всего, в коей находится разумение глубочайшее, в коей Отец и повивалыцик всех вещей внутренно веселится.

О, как добра была сия царица[850], что подчинилась царскому повелению, чтобы человек, сей новобранец знатный, природно служил под сладостными уставами Природы, как под стягами императорскими, из опасения, как бы он не пустился блуждать в столь опасных волнах беззаконного моря мирского. Но презрев — о скорбь! — уставы Природы, человек в нынешнее время совершенно удалился от этого благородного и первоначального направления и шатается, когда его умственная форма, сотворенная с ним вместе, чтобы его вести, уже не направляет человека своими браздами, но, словно побежденная чувственностью, терпит блудодейные его солецизмы[851] во всяком роде, что Овидиева Муза порицает так:

Но подобает сойтись каждому с парой своей[852]

.

Во всяком случае, добродетель уже повержена сластолюбием, разум подавлен чувственностью, и почти весь человеческий вид работает этому предосудительному пороку, ибо Посмех[853], а не Купидон, на ложе почитается, в храмах возвышается и многими в мире прославляется. Поэтому Природа, некогда увенчанная царской диадемой, сделалась как вдовица, быв госпожою народов[854]; повержена на стогнах, и не обретается желающий соболезновать[855] жалостным ее несчастиям.