Шатобриан Ф. - Замогильные записки. 1995

Что же до господина де Талейрана, священника и дворянина *, он выступил вдохновителем убийства; он был не в ладах с законной династией. Опираясь на то, что сказал Наполеон на Святой Елене, и то, что, вероятно, излагал в своих письмах епископ Отенский, можно было бы доказать, что вина господина де Талейрана велика; однако не следует выходить за рамки достоверности. Трудно отрицать, что господин де Талейран подвиг Бонапарта на роковой арест, вопреки советам Камбасереса. Но так же трудно допустить, что он предвидел результат своих действий. Как мог он помыслить, что первый консул сознательно предпочтет самую предосудительную меру самой выгодной роли великодушного избавителя? Легкомыслие, нрав, воспитание, привычки министра отвращали его от насилия. Распутство усыпляло его волю; он был слишком подл, чтобы стать закоренелым преступником. Если он позволил себе дать роковой совет, то, разумеется, оттого, что недооценил возможных последствий, точно так же, как во время Реставрации, занимая место подле Фуше, не понял, что тем самым губит себя. Князя Беневентского не смущала проблема добра и зла, ибо он не отличал одного от другого: он был лишен нравственного чувства и потому вечно ошибался в своих предвидениях.

Военная комиссия вынесла приговор с болью и раскаянием.

Такова, скажем мы по добросовестном, непредвзятом, строгом рассмотрении, вина каждого. Моя судьба так тесно связана с этой катастрофой, что я был обязан попытаться рассеять окутывающий ее мрак и прояснить некоторые ее подробности. Если бы Бонапарт не убил герцога Энгиенского, если бы он все больше и больше приближал меня к себе (атакие намерения у него имелись), что бы отсюда воспоследовало? Литературная деятельность моя закончилась бы; вступив на политическое поприще, где я, как показала испанская война, кое-чего стою, я сделался бы богат и могуществен. Франция выиграла бы от моего объединения с императором; я бы от этого проиграл. Может статься, мне удалось бы утвердить великого человека в некоторых идеях, имеющих касательство к свободе и умеренности; однако жизнь моя, попав в число тех, которые зовут счастливыми, лишилась бы того, что составляет ее неповторимость и является предметом моей гордости,— лишилась бедности, борений и независимости. (Вина Наполеона; его суждения о герцоге Энгиенском на Святой Елене)

д. О том, что следует из всего сказанного.— Распри, порожденные смертью

герцога Энгиенского

Из жизни Бонапарта следует извлечь суровый урок. Два равно дурных поступка начали и довершили его падение: смерть герцога Энгиенского; война в Испании. Напрасно надеялся он, что слава вытеснит его злодеяния из памяти людской, они перевесили и погубили его. Подвело его именно то, в чем он видел свою силу, глубину, неуязвимость, когда попирал законы нравственности, пренебрегая и гнушаясь своей подлинной силой, то есть великим умением насаждать порядок и справедливость. Пока он нападал только на анархию да на иноземных врагов Франции, он одерживал победы, но стоило ему вступить на путь нечестия, как он лишился всей своей мощи: отрезанный Далилой волос — не что иное, как утрата добродетели. Всякое преступление несет в себе корень бездарности и семя зла: будем же творить добро, дабы обрести счастье; будем справедливыми, дабы обрести талант.

В доказательство этой истины прошу отметить, что со смертью принца начался раскол, который вкупе с военными поражениями погубил виновника Венсеннской трагедии. По случаю ареста герцога Энгиенского российское правительство направило протест против вторжения французских солдат на территорию Империи: уязвленный Бонапарт ответил в «Монитере» грозной статьей с напоминанием о смерти Павла I. В Санкт-Петербурге отслужили панихиду по молодому Конде. На кенотафе вырезали надпись: «Герцогу Энгиенскому quem dévora vit bellua corsica» ⁵⁶. Позже могущественные противники по видимости примирились, однако раны, которые нанесла политика и разбередили оскорбления, не затянулись: Наполеон счел себя отомщенным лишь тогда, когда занял Москву; Александр успокоился лишь тогда, когда вошел в Париж.