Шатобриан Ф. - Замогильные записки. 1995

Госпожа де Куален, скупая, как многие люди острого ума, рассовывала свои деньги по шкафам. Она жила в постоянной тревоге за свои сбережения, которые были ей дороже жизни. Слуги облегчали ее муки. Когда она погружалась в запутанные расчеты, она напоминала мне скупца Гермократа, который, диктуя свое завещание, назначил своим наследником себя самого. Иной раз ей случалось приглашать к обеду гостей: однако она ругательски ругала кофе, утверждая, что никто его не любит и что пьют его единственно, чтобы продлить трапезу.

Госпожа де Шатобриан отправилась вместе с госпожой де Куален и маркизом де Нелем в Виши; маркиз ехал впереди и заказывал превосходные обеды. Госпожа де Куален приезжала следом и просила подать полфунта вишен и ничего более. При отъезде ей предъявляли огромные счета: начинался скандал. Она и слышать не желала ни о чем, кроме вишен; хозяин требовал денег, ибо на постоялом дворе такой обычай: ели не ели, а раз обед заказан, надо платить.

Госпожа де Куален сотворила себе иллюминизм по своему вкусу.

Легковерная и недоверчивая разом, она по недостатку веры смеялась над религией, а по суеверности боялась ее. Она свела знакомство с госпожой де Крюденер; иллюминизм скрытной француженки был весьма условным; это не понравилось истовой российской духовидице, которая, в свою очередь, не понравилась госпоже де Куален. Госпожа де Крюденер с чувством спросила ее: «Сударыня, кто ваш внутренний духовник?» — «Сударыня,— возразила госпожа де Куален,— я не знаю своего внутреннего духовника; я знаю только, что духовник мой находится внутри своей исповедальни». На том две дамы расстались навсегда.

Госпожа де Куален хвалилась, что ввела при дворе новшество: моду на распущенные волосы — ввела вопреки благочестивой королеве Марии Ле-щинской, противившейся этому опасному нововведению. Она уверяла, что в прежние времена благовоспитанной особе никогда бы и в голову не пришло платить своему врачу. Она негодовала против обилия женского белья: «Это обличает выскочку,— говорила она.— У нас, придворных дам, было только по две сорочки; когда они изнашивались, мы надевали новые; мы носили шелковые платья и не походили на гризеток, как эти нынешние барышни».

Госпожа Сюар, жившая на улице Руаяль, через несколько дворов от площади Людовика XV, держала петуха, который своим громким пением досаждал госпоже де Куален. Она написала госпоже Сюар: «Сударыня, прикажите свернуть шею вашему петуху». Госпожа Сюар отослала гонца назад со следующей запиской: «Сударыня, имею честь ответить вам, что я не собираюсь сворачивать шею своему петуху». Тем дело и кончилось. Госпожа де Куален сказала госпоже де Шатобриан: «Ах, душа моя, в какое время мы живем! Ведь это же дочь Панкука *, жена того академика, знаете?»

Господин Энен, бывший чиновник министерства иностранных дел, скучный, как протокол, кропал толстенные романы. Однажды он читал госпоже де Куален одно описание: покинутая любовница в слезах грустно сидит с удочкой и ловит лосося. Госпожа де Куален, терявшая терпение и не любившая лосося, перебила автора и сказала ему с серьезным видом, делавшим ее ужасно смешной: «Господин Энен, вы не могли бы подкинуть этой даме какую-нибудь другую рыбку?»

Истории, которые рассказывала госпожа де Куален, невозможно пересказать, потому что они были ни о чем; вся прелесть заключалась в жестах, манерах, наружности рассказчицы: она никогда не смеялась. Особенно удавался ей спор супругов Жакмино. Когда госпожа Жакмино восклицала: «Но, господин Жакмино\» — само звучание этого имени вызывало в слушателях безумный смех. А госпожа де Куален тем временем невозмутимо брала понюшку табаку.

Узнав из газет о смерти нескольких королей, она сняла очки, высморкалась и сказала: «Начался падеж венценосного скота».

8 Франсуа Рене де Шатобриан

225

У ее смертного одра велись разговоры о том, что люди умирают только если опускают руки, а если быть начеку и ни на секунду не упускать противника из виду, то не умрешь. «Я верю,— отвечала она,— но боюсь зазеваться». И испустила дух.

Наутро я спустился к ней; в ее покоях я застал господина и госпожу д Аваре, ее сестру и зятя; они сидели перед камином за небольшим столиком и считали^%луидоры, высыпая их из мешочка, найденного за деревянной обшивкой стены. Бедная покойница лежала тут же рядом на своей постели, за полузадернутым пологом; она уже не слышала звона пересчитываемого сестриными руками золота, который непременно разбудил бы ее, не спи она вечным сном.

Среди мыслей, записанных усопшей на полях книг и адресах писем, попадались совершенно замечательные. Госпожа де Куален, пережившая гибель Людовика XVI и дожившая до Бонапарта, показала мне, каков был двор Людовика XV, точно так же, как госпожа д’Удето, переступившая порог XIX века, дала мне возможность увидеть, каково было общество философов *. (Путешествие Шатобриана в Виши, в Овернь и на Монблан в 1805 году; смерть Люсиль)

КНИГА ВОСЕМНАДЦАТАЯ