Шатобриан Ф. - Замогильные записки. 1995

ставил гений Наполеона и отвагу наших солдат, поэтому мысль о том, что Францию спасет нашествие чужеземцев, даже не приходила мне в голову: я полагал, что нашествие это, напомнив Франции об опасности, которой подвергает ее честолюбие Наполеона, поднимет мое отечество на борьбу, и спасение Франции станет делом рук самих французов. Руководствуясь этим убеждением, я и писал мои заметки; я хотел, чтобы наши политические собрания, в случае если бы мы остановили продвижение союзных войск и решились избавиться от великого властителя, сделавшегося губителем своей страны, знали, в чем искать спасения; прибежищем казалась мне власть, которой повиновались в течение восьми столетий наши предки, видоизмененная в соответствии с духом нынешнего времени: если гроза застает нас возле старого дома, мы укрываемся под его крышей, пусть даже он наполовину развалился.

Зимой 181 з—1814 года я нанял квартиру на улицу Риволи, напротив решетки Тюильрийского сада, близ которой я узнал о смерти герцога Энгиенского. В ту пору здесь виднелись лишь своды, выстроенные правительством, да несколько отдельно стоящих домов, боковые стены которых покрывало каменное кружево штрабов *

Лишь бедствия, обрушившиеся на Францию, удерживали меня от сближения с Наполеоном, который, едва начав действовать, неизменно вызывал мое восхищение* то был с амый возвышенный гений деятельности, какой когда-либо существовал; первая, итальянская, и последняя, французская, кампании Наполеона (исключая Ватерлоо) прекраснейшие его свершения; в первой из них он уподобился Конде, во второй Тюренну, в первой выказал себя великим полководцем, во второй великим человеком; однако окончились эти кампании по-разному: первая подарила ему империю, вторая отняла. Как ни шатко, как ни зыбко сделалось его положение в последние часы пребывания у власти, вырвать у него бразды правления было не легче, чем вырвать зубы у льва, — для этого потребовались совместные усилия всей Европы. Имя Наполеона звучало еще столь грозно, что, переходя Рейн, вражеские армии трепетали от ужаса; солдаты то и дело оглядывались назад, дабы удостовериться, что им есть куда отступать; даже овладев Парижем, они все еще не избавились от страха. Александр, вступив во Францию, бросал взгляды в сторону России, завидовал тем, кто имеет возможность вернуться домой, а в письмах к матери делился тревогами и сожалениями.

Наполеон разбивает русских при Сен-Дизье, пруссаков и русских при Бриенне, словно желая почтить память своего ученичества * Он наносит поражение силезским войскам при Монмирайле и Шампобере, обращает в бегство половину огромной армии под Монтро. Он вездесущ, он дает врагам отпор повсюду, он бьется с колоннами, окружающими его со всех сторон. Союзники предлагают перемирие; Бонапарт рвет в клочья предварительные

Ф.-Р де ШАТОБРИАН Портрет работы Поля Луи де Лаваля (1828)

Я спустился с трибуны, вышел из зала и направился в гардеробную, где снял одеяние пэра, отстегнул шпагу, обнажил голову, отцепил от шляпы с плюмажем белую кокарду, поцеловал ее и положил эту реликвию в левый кармашек наглухо застегнутого черного редингота, в который снова облачился. Слуга мой унес ветошь, оставшуюся от бывшего пэра, и, отряхнув со своих ног прах этого дворца измен, я покинул его навсегда. (...) Продав одному еврею шитье, темляки, бахрому, витые шнурки и эполеты, я выручил семьсот франков — чистую прибыль от всей моей ослепительной карьеры.

условия мирного договора и восклицает: «Я ближе к Вене, чем австрийский император к Парижу!»

Россия, Австрия, Пруссия и Англия, ища взаимной поддержки, заключили в Шомоне новый договор о союзе; однако в глубине души главы всех четырех держав, встревоженные сопротивлением Бонапарта, подумывали об отступлении. В Лионе под боком у австрийцев формировалась новая армия; на юге маршал Сульт сдерживал англичан; на Шатильонском конгрессе *, распущенном лишь 15 марта, все еще шли переговоры. Бонапарт выгнал Блюхера с Краонских высот. 27 февраля в Бар-сюр-Об армия союзников одержала победу лишь благодаря численному перевесу. Бонапарт, получив пополнение, вновь, хотя и ненадолго, отбил у союзников Труа. Из Краонна он бросился в Реймс. «Нынче ночью,— сказал он,— я заеду за своим тестем * в Труа».