Шатун

Осташ в ответ даже зашипел от возмущения. Вот ведь недоверчивая душа этот Искар! Осташ уже раз десять рассказывал братану, как пошел утром по его следу в медвежье капище и видел собственными глазами, как Шатун меняет личины, и слышал собственными ушами, как тот беседует с духами.

— Так и сказал, — повторил в который уже раз Осташ, — пути, мол, этих двоих отныне неразделимы. И указал пальцем на тебя и колдунью. А дух ответил седобородому Шатуну, что Слово Листяны Колдуна, бывшее Словом раздора, усилиями этих двоих, то есть тебя и Ляны, станет Словом согласия. И в ваших потомках соединятся богиня Макошь и Лесной бог урсов. Я сразу смекнул, что до тех схронов нам без зеленоглазой не добраться. Только вашими совместными усилиями можно снять заклятие Листяны Колдуна.

Говорил Осташ уверенно, и у Искара не было причин не доверять братану. Хоть Осташ и выдумщик и бакуня, но в таком важном деле он не стал бы лгать. Тут ведь запросто не только головы, но и души можно лишиться. Не мог он выдумать седобородого Шатуна, которого Искар видел уже трижды: один раз в медвежьем капище, другой раз в Макошином городце при помощи кудесницы Всемилы, а третий раз в лесу, когда пробирался с Щеком к Листянину городцу. Правда, Искар не был уверен, что Шатун попеременно примеряет личины то старца, то боярина Драгутина. Очень может быть, что Шатунов двое, и они действуют в согласии друг с другом.

— Горелуха будет ждать нас в условленном месте, как только начнет смеркаться, — сказал Осташ. — До Листяниных схронов мы должны добраться этой ночью. С завтрашнего дня луна пойдет в ущерб, придется потом целый месяц ждать.

— Луна-то ей зачем? — спросил с досадой Осташ.

— Откуда мне знать?! — хмыкнул Осташ. — Темнит старуха, цену себе набивает.

— А что с Ляной делать будем?

— Возьмем с собой, очухается по дороге.

Осташу было не по себе — дело они с Искаром затеяли весьма рискованное. Зато в случае удачи можно было освободить душу Искаровой матери из Страны Забвения. Щуры не простили бы Осташу, если бы он дрогнул сердцем перед нечистыми, когда речь идет о спасении родной души. И Данбор осудил бы его за робость. Да и мысли о боготурстве придется тогда оставить, что это за ведун, который испугался злых духов.

Осташ, занятый своими мыслями, не смотрел по сторонам. В ином состоянии он, скорее всего, заметил бы слежку, но в этот раз даже треск ветки слева от тропы не заставил его вскинуть голову и повернуть на звук коня.

Брех втихомолку обругал себя последними словами за неосторожность, но, к счастью, все обошлось. Ни шатуненок, ни Осташ не обратили на шум внимания. Дождавшись, когда они скроются с глаз, Брех крадучись вернулся к своему коню и поскакал в противоположном направлении.

Гудяй и Садко с нетерпением поджидали его у оврага. Оба подняли головы на цокот копыт, а вместе с головами поднялись и луки.

— Только что проехали, — сказал Брех. — Думаю, в ближайшее время они от реки не отвернут.

— Ведунья с ними? — спросил Садко.

— На руках у шатуненка, — подтвердил Брех. — Только квелая она какая-то, словно никак не может проснуться.

— Опоили, оттого и квелая, — вздохнул Садко.

Ехать вслед за шатуненком и его беспутным братаном на коротком расстоянии было опасно. Конь ли заржет, металл ли брякнет — звук по лесу разносится далеко. А спугнуть преследуемых отроков раньше срока значит испортить все дело.

Но и отставать нельзя, свернут братаны в заросли, и ищи их потом по бескрайнему лесу.

— Не торопятся они, — сказал Гудяй, трогая коня с места. — Может, ждут кого-то?

— А кого они могут ждать? — удивился Брех.

Садко с Гудяем переглянулись. Полной уверенности у них не было, но обоим показалось, когда они поджидали у оврага возвращения Бреха, что за ними следят чьи-то глаза.

— Может, зверь прошел и потревожил сорок.

— Я попробую стороной проехать, — предложил Садко. — Вдруг увижу что-нибудь интересное.

Гудяй с Брехом не возражали, и Садко не раздумывая свернул на едва приметную тропинку. Тропинка была давно уже нетоптанной и успела зарасти кое-где подлеском, но вела она, похоже, в ту самую сторону, куда сейчас направлялись братаны. Во всяком случае, какое-то время Садко так казалось, но с каждым шагом коня в нем усиливалось беспокойство. Тем более что тропинка порою совсем исчезала с глаз и появлялась опасность заблудиться в непролазной чащобе. Садко, пожалуй, повернул бы коня, если бы в эту минуту не разглядел белый бабий платок за густой зеленой завесой. Мечник мигом сполз с коня и притаился в кустах.