Щель обетованья

1.10. Сегодня с утра гулял с Гольдштейном. Сказал, что мне понравился его кусочек "Как рухнул…" в "22". Он дал мне свою прозу, большой отрывок в "Зеркале". Я немного почитал перед дневным храпом, не сильно впечатлился, прием с рукописями безвестных гениев, хоть и не плох сам по себе, избит уже и не сулит открытий, да и Мельников этот совершенно не прорисован, не человек, а литературный прием, сексуальные сцены вызвали недоумение, на них и задремал. Разбудила глубоко взволнованная жена, в руках у нее было "Зеркало". "Это вот тот Гольдштейн, твой приятель? Ты читал?" "Ну, начал, а что?" "Послушай!", и зачитывает эти сексуальные сцены. "Это же тихий ужас! Просто стыдно!" "Не понял, – говорю, – что уж тут такого… Конечно не фонтан, но…" "Бедный! Просто бедный!" причитала супруга. "Нет, вы все просто больные люди! Это ж эксбиционизм какой-то!" "Эксгибиционизм, – поправил я, и подумал: а почему это "все"?, но не спросил. И еще подумал: "Ты еще моей писанины не читала, голубушка, то-то обрадуешься. А вслух: "А что, было б чего показывать." – Вот именно! Зачем же недостатки, ущербность свою на показ выставлять?! Ведь такой умный, начитанный, как же он не видит?! Я только бровками поиграл и на другой бок повернулся, не было настроения спорить, да и до конца не плохо бы дочитать.

2.10. Сегодня в 11-ом бе ввязался в теологическую дискуссию. Один худой волчонок из Магриба, опасный, затаивший злобу, в кепчонке, стал приставать, буду ли я на Судный день поститься, ну и пошло: есть ли Бог, летающие тарелки и жизнь на Марсе. Лишь бы не учиться. И действительно, какая уж тут электроника, если мы еще не решили вопрос о Боге. Бог для него вроде дворового пахана, который в случае чего в обиду не даст, если верен будешь. Ну я и завелся. Особенно после аргументов вроде: вот на "сеансе" спросили, есть ли Бог, и тут стакан вдребезги разлетелся, взорвался. Взорвался и я, причем тут, говорю, всякие эти бредни мистические. Почему бредни, говорит, вон и в Танахе спиритуалистический сеанс описан, такого быть не может, говорю, а то место, говорит, где пророк Самуил является?, ну да, и отвечает на вопросы публики, он, конечно, цитату не оценил, но дал номер главы, где это описывается, мол, можешь проверить. Потом я стал себя успокаивать, ну чего так взъелся, на что? И тут Поппера вспомнил. Ведь и я уважаю критицизм, то есть "подвергай все сомнению", да, на том стоим. Но людям мифы давай, веру в чудеса, страсти роковые, царя-батюшку, Спаса Гневного и Деву Милосердную. Показали по телеку, как кровью с обезглавленного жертвенного петуха еврею (восточному!) на загорелую лысину капают, и тот смеется детским, счастливым смехом. Люди жаждут, жадно жаждут чуда, а значит спрятана где-то его парадигма, как выражаются ученые люди.