Щелчок

Получив рано утром эти строки с прискакавшим из «Тихого» работником, Валентина Павловна глубоко задумалась над окончанием письма, подчеркнутым красными чернилами: «Особенно Галю. Это необходимо для меня и для нее».

— Что бы это могло быть? — думала старушка. Вокруг нее толпились дети, сгорая нетерпением узнать, что было в письме.

— Едем! Едем в «Тихое»! Ура! Ура! Десять верст на лошадях едем! — восторженными кликами вырвалось из маленькой, но шумной толпы, когда Валентина Павловна передала им приглашение.

— Бабушка, милая! Позвольте мне быть распорядителем. Я живо улажу, кому как ехать, — прыгая козленком вокруг бабушки, кричал Кира и, получив ее согласив, живо затараторил:

— Мы запряжем большую коляску: вы, Аврора Васильевна, Ляля, Ами. Симочка и Галя поедете в ней. Шура на козлах. Мик-Мик, Ивась, Вася и я — верхом. Мик-Мик на Чугунчике, Ивась на Разгуляе, Ваня на Скором, я на Ахил…

И вдруг Кира осекся…

Где же Ахилл?.. Тю-тю Ахилл! Как он мог забыть об этом? Непростительная рассеянность! Зачем огорчать Шуру, напоминая ему его вину, когда тот спас жизнь ему, Кире, и этим искупил все!..

Неловкое молчание воцарилось среди присутствующих. Всем стало не по себе.

Потупив глаза в землю, закусив губы, мрачный т бледный, стоял Орля в стороне от других. Слова Счастливчика резнули его по сердцу.

«Нет, видно, не забудется моя вина», — без слов говорило угрюмое лицо мальчика.

В одну минуту Счастливчик был подле него.

— Шурик! Голубчик! Прости ты меня… Я не нарочно… Ужаснейший я дурень, Шура… — со слезами в голосе шептал чуткий мальчик.

— Господа! О чем тут толковать? — внезапно раздался бодрый голос доброго волшебника, Мик-Мика, сразу нарушивший своими веселыми нотками тяжелую минуту. — Едем в двух экипажах: в одной коляске все, кого перечислил Счастливчик, кроме Симочки, в другой мои головорезы со мною, и Шура с нами… А Симочка поскачет, в заключение, единичным номером, верхом на палочке, за то, что кофе разлила на скатерть сегодня, утром.

— Ха-ха-ха! Неправда! Это вы разлили, Мик-Мик. Ха-ха-ха! — смеялась Симочка, а за нею и все дети.

— Вам и ехать на палочке! Ха-ха-ха!

— Ну, ладно, тогда Симочка на козлах.

— Вот еще!

— Господа! Не будем пререкаться. Золотое время уходит. Счастливчик, сбегай к Андрону, вели запрягать.

— Галопом скачите, Счастливчик.

— Скачу! Скачу! Меня нет! Уррра!

Глава XIII

Как дивно хороша осенняя дорога!.. Кругом разбегается желтое море убранных нив, дальше леса, чуть тронутые багрянцем, чуть посыпанные золотою пудрою едва пожелтевшей августовской листвы. В просветы начавших опадать деревьев мелькают синие воды реки… Приятное, ласковое и нежаркое августовское солнце.

Звенят бубенчики под дугою. Первой тройкой правит Андрон, второй — парой — молодой конюх Ванюша.

В первом экипаже чинно и тихо. Там бабушка, Ами, Аврора Васильевна, девочки.

— Там старички, — подмигивает на передовых Ивась.

— А самая древняя старушенция — Симочка! — вторит Ваня.

— Тезка! — обращается он к молодому вознице Ванюше. — А ну-ка, перегони их!

— Жарь, Ваня, в мою голову! — хохочет Счастливчик.

— Слушаю, молодые господа!

Ванюша-конюх немногим старше своих седоков — ему недавно минуло пятнадцать, — поэтому он не прочь порезвиться и пошалить.

— Эй, родимые, выручай! — натянув вожжи, лихо вскрикивает он на лошадей.

С горки на горку,
Барин даст на водку.

— Эй, берегись, кому жизнь дорога, сторонись!

— Важно! Вот это важно! По-нашему — по-хохлацки! — визжит в восторге Ивась, в то время как робкий Аля Голубин хватается за руку Мик-Мика, исполненный страха.

— А мы не разобьемся? — испуганно шепчет он.

— Аля, милая девочка, не бойся! Не посрами гимназии родной! — запевает басом Ваня Курнышов и, сорвав в неистовстве фуражку, размахивает ею, как флагом, над головой.

Лошади несутся рысью. Экипаж не катится, а летит по мягкой ровной дороге.

Вот поравнялись с передовыми путниками.

— Наше вам почтение! Вот мы!

— Осторожнее! Осторожнее! Они разобьются насмерть! Иван! Ванюша! Не смей гонять лошадей! — волнуется бабушка в своей коляске.

— Симочка! Отменная девица! Не желаешь ли яблочка? — предлагает Мик-Мик, и румяный плод падает на колени Симе.

— А вы сами без яблока, как же? — улыбается та.

— Есть не могу! В этой бешеной скачке язык проглотил, — смеется Мирский.

— Он шутит! Он шутит! Думает, что у нас нет больше яблок! А у нас еще два десятка! — хохочут дети. — Мы с запасцем. Галя, Симочка, Ляля, ловите!

Из одной коляски в другую летят в виде маленьких боевых гранат вкусные румяные плоды. Целый град их, целый запас. Девочки ловят их со смехом. Аврора Васильевна волнуется и говорит, что это неприлично: так бросаются только уличные дети.

Monsieur Диро очень беспокоится за участь своего пенсне:

— О, мои оченки… Они разобьются… и я останься без оченков! — кричит он, невозможно ломая русский язык.

Но вторая коляска уже промчалась, далеко опередив первую; из нее доносится веселый смех…

Один Орля только грустен среди общего веселья. Невольно сорвавшаяся с губ Счастливчика фраза об исчезнувшем Ахилле не дает ему покоя.