Щемящей красоты последняя печаль

Тонка твоя прекрасная рука,
А нежный локон падает на шею.
Перед красою таю и немею,
Когда она так бережно — робка.

В сиянье глаз твоих голубизна,

Её хранят несмелые ресницы,
Но там, внутри, такой огонь таится,
И чувств пленённых смысл и новизна!

В твоих движеньях — пластика души,

Они несут волнение и силу.
Мне всё в тебе, моя Наташа, мило,
Мне все твои наряды хороши.

Не забывай меня! На склоне лет

Твой голос слышать ласковый отрадно.
По крови не родные мы и ладно,
У близких мне и вовсе крови нет.

Рождество

Над скудною песчаною равниной
В глубоком небе теплилась звезда.
Брели волхвы, согнув устало спины,
И думая о вечности. Тогда
Велением им Божьим было свыше
Назначено явиться в Вифлеем,
Где ночь спала, раскинувшись на крышах,
И Божья мать, не узнана никем,
В хлеву чужом Спасителя рожала…
И в ясли тёплый свёрток положив,
От счастья веки нежные смежала,
Вдруг материнство для себя открыв.
Текли минуты новых исчислений,
И мир затих, как заповедный край.
Наполнен был он Божьих повелений,
Приблизивши к нам, людям, Отчий рай.
Достав котомки, старики колени
Перед младенцем преклонили все.
Фигуры их отбрасывали тени —
Три тени в ясной звёздной полосе.
И поклонившись ладаном и смирной,
И золотым сиянием монет
Тому, Кто начал путь сейчас недлинный,
Желали быть счастливым много лет.
А Он лежал в яслях и улыбался, —
Младенец с голубым сияньем глаз,
Кто так недолго в мире оставался,
Чтоб на кресте распятым быть за нас.

«Ворон кричит одиноко…»

Ворон кричит одиноко
Где-то в вершинах дерев,
Жухлая стынет осока,
Ветер поёт нараспев.
Щука плеснула лениво
И откусила блесну.
Войнинга катит извивы,
Солнце задело сосну…
Голый черничник не скроет
Хлебные шляпки грибов,
Дождь неуверенно моет
Мшистые комли стволов.
Сыро в лесу, неуютно,
Лужи покрыты листвой,
Краски бледнеют подспудно,
В сонный впадая покой.
Ели угрюмо темнеют,
Мрачную тяжесть копя.
Шишки смолистые зреют
В поздних садах октября.

Поганки

Держать страну за горло не почётно,
А стыдно, — в нищете живёт народ.
Карманы чьи-то пухнут ежегодно,
Что не идёт пред Господом в зачёт.

И будут у властителей хоть горы

Из золота, намытого из слёз,
Они навечно канут, словно споры
Грибов поганых, вот какой курьёз.

И как бы те поганки не плодились,

Повсюду не раскидывали спор,
Поганками их дети уродились
На вечное презренье и позор.

Повелитель дерзаний