Щенки. Проза 1930-50-х годов (сборник)

Они поднимаются в ворота, волоча цепь, и ломают кольца об камни. За окнами они слышат шепот и глухие ласковые слова. Там освещены люди. На полу разбросанные вещи. Они наступают босыми ногами.

«Разбейте стекло. Вытяните шеи, протянитесь под полом и достаньте зубами. Волоките за косы, за шелковую сорочку. Парочку в ночь. Как нарочно в черную осень. И за ней его из окна головой вперед. И он и она на земле у присьбы. Наступи ей ногой на грудь. А ее ищут губы. Постой, их надо на привязь. Их нет. Крепкие цепи не сложены. Они нас опять одели. Зачем, зачем мы их видели? Так вот зачем: занавеска отброшена для верблюдов и также для меня. И я это увижу. Я увижу счастье с ног до головы. Если я их увижу они погибнут. Однако я пришел сюда, чтоб начать, а там я кончу».

Он подходит к поднявшейся громаде и, выслушавши жалобы на голод, говорит:

– Это все правда. Поэтому я к вам и пришел. Делайте то, что я скажу, – я вам заплачу щедро. Наш богатый хозяин Балан нанимает вас на работу. Как вы думаете, что вам придется делать?

Старший из громады: Что хозяин велит, то и будем делать.

Перевозчик: У нас есть две работы: одна работа – тягать воду, полоть огород, выгонять скот, не спать ночь – стеречь добро. А за эту работу получите одну хату на всех, получите хлеба, соли и воды до воли. А вторая работа другая, выбирай, кто хочет: не воду тягать, а огнем спалить хозяйский дом. Не полынь полоть, не за скотом ходить, а побить хозяев, а добро забрать. А за эту работу получите по горло пшеницы, коней, овец, денег как половы и всю Баланову землю. Ну, какую работу выбираете?

Старший из громады: Ты, хозяин, шутишь?

Перевозчик: Сейчас я не хозяин, а вот спалим хутор – все будем господарувать.

Старший: Ну что ж, твое дело хозяйское. Ты научи, а уж мы…

Громада: Да мы трафим…

Перевозчик: Ну, слушайте. Начинайте работать помаленьку. Будете ломать здесь камни, а жить в этой вот конюшне. Скоро вам напекут плацинд и устроят полдник. Вас посадят в конюшне за длинный стол. Смотрите, приходите все. Вот ты, старик, и ты, Холодай, вы им расскажете, что делать. Я с вами увижусь и сговорюсь. Кстати, не забыть – надо будет вам дать несколько ломов.

Он уходит.

«Не дойдя до светлого окна, я ее вижу в темноте. Кажется, я иду на радость? Она разошлась на всю ночь, напрасно от нее прятаться. Я ее увижу голой. Меня так распалила жажда, что я готов сосать грязь. Я не вижу себя. Мне было приказано идти. Не для меня. Я исполню». Вдруг он усмехается. «Ты что-то очень согласен». Он останавливается.

«Если я обуздаю себя еще – я буду только больше торопиться. И мое наслаждение никуда не денется. Значит, я себе это разрешил и воспользуюсь…» Скрипнув зубами, он простонал и прибавляет шагу.

II. Таня

Перейдя в темноте двор, перевозчик привстает на высокую присьбу, приставляет лицо к стеклу одного из освещенных окон и заглядывает внутрь. В низких плетеных креслах сидят Дона и Таня, но сквозь узкую щель между занавеской и рамой виден только угол комнаты, спинка кресла, в котором сидит Дона, и ее голый двинувшийся локоть. Пройдя мимо темных окон, перевозчик поднимается на заднее крыльцо, толкает открытую дверь и входит в сени. Дона поворачивается в кресле и смотрит через плечо в черное окно. Она пожимает открытыми плечами и спрашивает:

– Значит, все исчезли?

Таня: Да, жена уехала в город и племянник… Мне тоже нужно туда. Как вы думаете?

Дона: Нам этого не нужно. А вам нужно смыть с себя несколько дней совсем.

Таня (смеясь): Какой вы вышли из купальни?

Дона: Но, может быть, вы думаете о ком-нибудь?

Таня: Нет, я думаю только о себе.

Узкая комната, кончающаяся одним окном, занавешенным кисейной занавеской и бриз-бризами, занята широкой кроватью, высоким шкафом и умывальником с синим прямым кувшином, стоящим на мраморной доске.

Дона продолжает:

– Конечно. Мне не хочется опять будить старуху. Мы займемся примеркой завтра. Неужели вас перестало веселить, что день начнется с восьми часов и будет до ночи?

Она подходит к Тане, расстегивает сзади у ворота пуговицы зеленого платья и отгибает воротник, открывая смуглую шею.

– Посмотрите, я думаю, хорошо будет так.

Таня подходит к зеркалу над умывальником.

Дона: Вот такое платье.

Таня: Хорошо.

Дона: Завтра длинный день, а пока я вам оставлю это. Оно шито прежде и поуже. Вы одевайтесь и приходите к нам.

Дона уходит по коридору, слышно удаляющееся постукивание легких каблуков. Таня закладывает края платья у ворота вовнутрь и оглядывается, но глаза не останавливаются. Ее пальцы дрожат. Она льет воду из кувшина в чашку и моет лицо. Убравши падающие волосы, она прислушивается, но в коридоре тихо. Она снова садится в скрипнувшее плетеное кресло, испытывая, велика ли усталость. Нет, теперь нужно еще одеться, потому что на постели лежит зеленое платье.