Щенки Земли

Что они и сделали. Как только ночь наступила, плед развернулся, образовав нечто вроде тента, под которым все и расположились. Лампа зажглась, а радио принялось транслировать веселую музыку… но очень тихо, чтобы не беспокоить других обитателей леса, которые, возможно, уже засыпали. Очень скоро сон одолел и их. Таково воздействие путешествий.

* * *

Как обычно, радио установило будильник на семь тридцать, но приборы проснулись намного раньше. При пробуждении пылесос и лампа пожаловались на скрипы в шарнирных сочленениях. Однако когда все снова двинулись в путь, их боли, похоже, прошли.

При мягком утреннем освещении лес казался прекрасным как никогда. Паутины, развешанные на ветках, словно миниатюрные электрические сети, сверкали росой. Симпатичные грибы выглядывали из-под земли возле деревьев, напоминая своим видом гирлянды лампочек с разноцветным напылением. Шелестели листья, щебетали птицы.

Радио, уверенное, что заметило в кустах лису, требовало пуститься в погоню.

— Надо же вам убедиться, что это действительно была лиса.

Плед пришел в ужас от предложения. Он уже имел две прорехи на теле, зацепившись несколько раз за низко нависшие ветви. Хотел бы он знать, во что превратится, если они покинут тропу и рискнут углубиться в непролазные дебри самого леса.

— Вы только подумайте, — не отступало радио. — Настоящая лиса! Такого случая никогда больше не представится.

— Мне хочется ее увидеть, — объявила лампа.

Тостеру самому было очень любопытно, но он прекрасно сознавал обоснованность опасений пледа, поэтому призвал всех продолжить путь.

— Нам нужно добраться до хозяина как можно быстрее.

Довод был настолько неотразимым, что радио и лампа тут же согласились и вернулись на тропу. Солнце поднялось на самую вершину своего восхождения, а тропинке не виделось конца. После полудня на лес обрушился еще один ливень. Когда он закончился, они снова сделали привал. На этот раз не на лужайке, поскольку лес теперь стоял гуще и более или менее свободные места можно было найти только под большими деревьями. И вместо того, чтобы сушиться на солнце, растянувшись на траве (поскольку ни солнца, ни травы не имелось), плед при поддержке пылесоса развесился на самой нижней ветви огромного столетнего дуба. Несколькими минутами позже он начал сохнуть.

В сумерках, когда лампа уже собралась зажечься, произошло какое-то движение на ветви, расположенной справа от той, на которой блаженствовал развешанный плед.

— Привет! — сказала белка, возникая из листвы. — Мне кажется, у нас гости.

— Привет! — ответили хором электробытовые приборы.

— Хорошо, прекрасно, отлично! — Белка пригладила усы. — Так что вы говорите?

— О чем? — переспросил тостер, не намеревавшийся проявлять недружелюбие. Просто у него имелась склонность понимать вопросы в буквальном смысле, особенно когда он был чрезвычайно уставшим.

Зверек явно смутился.

— Позвольте представиться. Меня зовут Гарольд.

Само произнесение имени, похоже, вернуло ему хорошее настроение.

— А это прекрасное светлое создание…

Еще одна белка спрыгнула сверху и уселась рядом с Гарольдом.

— … не кто иной, как моя жена Марджори.

— Теперь, когда вы знаете наши имена, вам следует сказать, кто вы, — заметила Марджори.

— Боюсь, у нас нет личных имен, — признался тостер. — Видите ли, мы электробытовые приборы.

— Если у вас нет имен, — удивился Гарольд, — то как вы различаете самцов и самок?

— Среди нас нет ни самцов, ни самок, мы приборы.

Тостер повернулся к пылесосу за подтверждением.

— Что бы это ни значило, — сказала резко Марджори, — законы природы нельзя отменить. Все мы или самцы, или самки. Мыши, птицы и даже насекомые, если верить тому, что о них говорят.

Она закрыла лапой рот и захихикала.

— Вам нравится есть насекомых?

— Нет, — ответил тостер. — Вовсе нет.

Он почел бесполезным пускаться в сложные и тщетные объяснения, почему им не нужно ничего есть.

— Мне тоже, — объявила Марджори. — Но я обожаю орехи. Нет ли у вас их? Может, в том старом ящике?

— Нет, — сухо ответил пылесос. — В «старом ящике» есть только пыль. Два с половиной килограмма, полагаю.

— К чему делать запасы пыли? — изумился Гарольд.

Не дождавшись никакого ответа, он добавил:

— Есть одно очень увлекательное занятие. Можно рассказывать анекдоты. Вам начинать.

— Я не уверен, что знаю хотя бы один, — повинился Гувер.

— А я знаю, — воскликнуло радио. — Вы ведь не эскимосские белки, верно?

Гарольд и Марджори отрицательно помотали головами.

— Замечательно. Скажите… почему необходимы три эскимоса, чтобы ввернуть одну электрическую лампочку?

Марджори захихикала в предвкушении.

— Отказываюсь угадать… почему?

— Один — чтобы держать лампочку, а двое других — поворачивать лестницу.

Белки озадаченно переглянулись.

— Объясните нам, — попросил Гарольд, — кто же из них самец, а кто самка?

— Не имеет значения. Просто они очень глупые. В этих анекдотах эскимосы предполагаются настолько тупыми, что все делают наоборот. Это, разумеется, несправедливо по отношению к эскимосам, которые, вероятно, ничуть не глупее остальных, но надо признать, что анекдоты про них обычно очень смешные. Я знаю их не меньше сотни.