Щенок Дикой Охоты

Мартин смутно помнил своего отца. Дэвид Боланд умер, когда мальчику было пять лет. В памяти остались сильные руки, колючая щетина, веселый смех, стук молотка. Отец любил насвистывать во время работы, и Мартин пытался ему подражать, но губы не слушались, и мелодии ускользали.

Пэт и Нора Боланд — отец и мать Дэвида — жили на хуторе возле городка Клонмелл. Мартин с мамой ни разу у них не были. Отец раз в году ездил к родителям, но они его не навещали. Только однажды Мартин видел Нору и Пэта Боландов — когда они приехали на похороны сына.

— Пошевеливайся.

Пэт даже не зашел в хижину. Узелок с тремя рубашками и теплыми штанами Мартина уже лежал в телеге. Серая лошадь нервно косила глазом на белого рослого щенка с огненно-рыжими ушами. На кладбище Финн не пошел, остался лежать на пороге хижины. А теперь радостно прыгал вокруг Мартина.

— Он с тобой, значит? — Пэт тяжело глянул на недопёска.

Мартин молча кивнул. Финн навострил уши, посматривая то на хозяина, то на чужого человека в пропахшей дымом куртке. На скулах Пэта заходили желваки.

— Ладно, — буркнул он. — Поехали.

* * *

Конь бежал ровной рысью. Деревня Балливадлеа осталась далеко позади, а Мартин всё оборачивался. Он любил их с матерью хижину. Любил огород с тремя корявыми яблонями и грядками, которые старательно пропалывал. Любил луговину за домом, где паслись козы. Там каждое лето цвел волшебный лусмор[1]. Умные козы не ели высокие стебли с пурпурными цветами.

Кто теперь будет жить в их хижине? Или придут люди с ломами и разрушат её? Пока мама была здорова, она вязала красивые шали, лучше всех в деревне, и продавала в Клонмелле. Им хватало на аренду жилья. Мартин тихонько шмыгнул носом. От тряски у него заболела голова, ныли пальцы и колени, как всегда в холодную сырость. Финн легко бежал рядом с телегой, его радовала эта прогулка. Глядя на него, никто бы не поверил, что в первые три месяца жизни этот щенок ползал, волоча за собой задние лапы. Время от времени Финн весело подпрыгивал и тыкался головой в колени Мартина. Пэт глухо молчал, изредка потряхивая вожжами. К обеду у Мартина забурчал живот. Пэт достал сверток с ломтями хлеба, намазанного маслом. Сунул два куска Мартину и внимательно, с непонятным ожиданием смотрел, как мальчик ест. Потом отвернулся. Тогда Мартин тихонько бросил половину куска Финну. Тот поймал на лету и проглотил. Мартин бережно собрал с колен все крошки и отправил в рот. Хотел заговорить с дедом, но не мог придумать, что сказать. Так — в давящем молчании — они и добрались до хутора.

Дом оказался большим и многолюдным. Кроме хозяина с хозяйкой здесь жили две рыжеволосые служанки — чуть постарше Мартина — и овдовевшая сестра Пэта.

Нора Боланд, высокая крепкая женщина с седыми волосами, скрученными в тугой узел, встретила мужа и внука у двери. Скрестив на груди руки, она окинула неловко спрыгнувшего с телеги Мартина внимательным взглядом серых глаз и брезгливо поджала губы.

— Спать будешь в общей комнате. Собаку в дом не заводи, иначе обоих в конюшню выставлю.

Она повернулась и вошла в дом. Мартин похлопал Финна по спине.

— Сиди здесь. Я скоро приду.

Финн обиженно посмотрел на него, отошел подальше от двери и лёг на пожухлую траву, положив длинную морду на лапы. Мартин вздохнул и вошел в дом. Общая комната поразила его размерами — шагов десять в длину — и огромным очагом с железной решеткой. «В таком можно корову целиком зажарить, — подумал Мартин. — Как у великанов в сказке».

Девчонки-служанки проскочили мимо него с пустыми ведрами. Он спиной почувствовал их взгляды. Нора нетерпеливо махнула рукой.

— Отойди от двери, не путайся у людей под ногами. Спать будешь здесь, — она кивнула на раскладную лавку. — Тюфяк и одеяло вечером дам. Вши есть?

— Нет, — Мартин покраснел от обиды. Мама каждую неделю мыла ему голову, пока не слегла. А потом он и сам научился справляться одной рукой.

— Нахлебников нам здесь не надо, — Пэт обошла Мартина, не касаясь даже краем юбки. — Будешь делать, что скажу. А пса привяжи, чтобы кур не пугал.

Привязать Финна?!

— Он не трогает кур! — горячо заговорил Мартин. — И не кусается! Не надо его привязывать.

— Ты у меня поспорь ещё! — Нора качнулась к нему. Узловатые пальцы сжались в кулаки. — Тебе молчать надо и молиться — день и ночь. За мать свою, что горит сейчас в огне чистилища! За отца, которого ты… — она замолчала и отвернулась.

Мартин прикусил губу. Его мама на небе! И он вовсе не забыл отца. Или бабка хотела сказать что-то другое?

* * *

— Сколько ему? — Джон О`Донохью, ближайший сосед Пэта Боланда, затянулся трубкой.

— Девять уже, — Пэт сплюнул в очаг. — Ест, словно голодной травы нанюхался, а всё не впрок. Кожа да кости.

— Так-так, — Джон быстро глянул на Дэна Гейни. Прославленный на всю округу знахарь пока что не вмешивался в разговор, неспешно потягивая из бутылки потинь[2].

— И давно это с ним?