Морячок, похоже, был уже изрядно пьян, и она решила проследить за ним – впрочем, без всякой определенной цели, а так, от нечего делать.
Надо сказать, что маршрут Колокольцев избрал весьма странный, особенно для нетрезвого человека, весь день проведшего на ногах. От толкучки он повернул в сторону железнодорожного вокзала, пересек пути и долго блуждал среди кирпичных и бревенчатых пакгаузов. Несколько раз Верка теряла его из вида, и в один из таких моментов он запрятал где-то свой узел, после чего вдвинулся обратно к центру, но уже другой походкой, быстрой и целеустремленной. «Ого!» – сказала Верка самой себе.
Склонная к решениям скорее интуитивным, чем сознательным, она невзлюбила Колокольцева С первого взгляда и теперь все больше укреплялась в этом чувстве. Возможно, тот и оказывал какие-то услуги анархистам, но с таким же успехом мог служить аггелам, Плешакову или вообще «шестерить» налево и направо. По собственному опыту Верка знала, что самые худшие из проституток – проститутки политические.
Тем не менее она решила проследить путь Колокольцева до конца. Он смело шествовал мимо патрулей и даже один раз остановился, чтобы закурить (на этот раз не попрошайничал, а солидно угощал гвардейцев своим табачком). Многие из прохожих здоровались с ним, кто кивком головы, а кто и рукопожатием.
Верка держалась шагах в двадцати от Колокольцева, но момент, когда он скрылся в одном из подъездов, едва уловила – так стремительно и неожиданно был проделан этот маневр. Соваться за ним в дом было бы верхом неосторожности, и она присела на бордюр тротуара, чтобы немного отдохнуть и обдумать дальнейшие планы.
На душе у Верки было тоскливо и горько. Она уже и забыла, что можно ощущать такое одиночество. Сражаться плечом к плечу с друзьями против всяких напастей было куда легче, чем в одиночестве сидеть здесь сложа руки.
Внезапно ей на затылок легла чья-то ладонь. Верка инстинктивно рванулась, но ее придержали на месте – не слишком грубо, но достаточно жестко.
– Ты зачем, убогая, мне на хвост села? – и голос, и лицо Колокольцева были недобрые (скосив глаза, Верка наконец разглядела своего обидчика). – Кто тебя послал?
Каким образом он сумел незаметно покинуть дом, за которым наблюдала Верка, и зайти к ней за спину, можно было только догадываться, но это лишь подтверждало версию о том, что тощий морячок простачком только прикидывается. Верка из сидячего положения могла запросто врезать ему локтем в пах, но тогда она сразу бы раскрыла себя. Образ бабки-побирушки не подразумевал владения приемами рукопашного боя.
– Ой, миленький, пусти! – заныла она. – И чего ты пристал ко мне, горемычной! У меня ведь, кроме сухой корочки, и нет ничего! Все забирай, только не лишай жизни!
Рука Колокольцева, неожиданно сильная и жесткая, вдавила ей голову чуть ли не между колен. Другой рукой он быстро развязал торбу и вытряхнул ее содержимое на землю. Теперь уж Верке сопротивляться было поздно, даже если бы и очень захотелось.
Не обращая внимания на ее жалобные причитания, Колокольцев каблуком раздавил сухари и куски жмыха. Неизвестно, что он ожидал в них обнаружить, но полученный результат его слегка разочаровал, что отразилось и в голосе:
– Тьфу… Одни объедки… Говори быстро, что тебе от меня надо, а не то шею сверну!
– Как же я скажу, если ты мне ее уже почти свернул! – прохрипела Верка, у которой и в самом деле помутилось в глазах. – Дай хоть дохнуть напоследок…
– Дохни, так и быть. – Колокольцев, прихватив платок вместе с волосами, рывком поставил Верку на ноги.
Буйные светлые пряди, так не соответствующие жалкому облику старой нищенки, сразу выбились из-под платка наружу. Колокольцев даже опешил на какое-то время. Этого мгновения Верке вполне хватило, чтобы укусить его за запястье, даже не укусить, а грызануть по-звериному, ни жалея ни своих зубов, ни чужой плоти. Что-то даже хрустнуло – не то ее челюсти, не то лучевая кость Колокольцева.
– Ах ты, рогожа трепаная! – взвыл он, отскакивая в сторону. – Ты за что меня так?
– Не будешь руки распускать! – ответила Верка, надеясь, что получивший отпор Колокольцев отстанет от нее. – Кобылам холку намыливай, а к бабам не лезь.
– Ладно, я тебя намыливать не буду. Я тебя лучше умою, – зловеще пообещал Колокольцев. – Я тебя так умою…
Кривясь от боли, он выхватил из своих лохмотьев нож и тут же перебросил его в левую – здоровую – руку. Сделано это было с устрашающей быстротой и ловкостью.
Верка никогда не боялась направленных на нее стволов, но вид обнаженного клинка, особенно вот такого – узкого, до зеркального блеска отточенного, готового кромсать и вспарывать человеческое тело, всегда ввергал ее в тихий ужас.