«Как же они потом разберутся? – удивилась про себя Верка. – Поди распознай в этой куче, где чей мешок или сумка…»
– Ты чего на меня косишься, лахудра? – Охранник перехватил ее взгляд. – В стенку смотри, если ослепнуть не хочешь!
В другой обстановке Верка нашла бы что ответить этому наглецу, но тут уж пришлось послушно уставиться в оштукатуренную стену, исцарапанную поэтическими, прозаическими и идеографическими откровениями ее товарищей и подруг по несчастью.
Верка уже дошла до изречения, достойного самого Спинозы: «Жить трудно, зато умирать легко», – как по лестнице загремели вниз сапоги сразу нескольких человек. В приемную спустились Колокольцев и оба патрульных. Двое последних выглядели еще более хмуро, чем час назад, и на Верку старались не смотреть.
– Имущество-то мое верните, – сказал Колокольцев, ехидно скалясь.
Старший из патрульных молча достал нож и вернул его хозяину, причем у Верки создалось впечатление, что с куда большим удовольствием он загнал бы этот нож Колькольцеву в пузо.
– Все? – спросил он затем.
– Пока все, – ответил Колокольцев жизнерадостно. – Если вдруг каши дармовой или чего другого захочется, приходите на рынок. Накормлю, так и быть.
– Я лучше собачье дерьмо жрать буду, чем твою кашу. Для здоровья полезней,
– ответил патрульный и покосился на Верку. – А ты наверх иди, к коменданту. Мой напарник проводит.
За время, пока они не виделись, Альфонс разительно изменился и сейчас заслуживал уже совсем другой клички – Борова, например. Его некогда смазливая рожа была теперь серой и отечной, как набрякшая водой глыба суглинка, а интересные кудри сохранились только за ушами. В конце и начале каждой фразы он издавал короткий сипящий звук, словно ему не хватало воздуха даже для такого пустячного дела.
На то, что Альфонс не опознает ее, Верка не надеялась и решила вести себя по обстоятельствам. Первым делом она сдержанно поздоровалась и осталась скромно стоять посреди кабинета, поскольку единственный стул в нем занимало грузное тело коменданта.
– Как делишки? – спросил тот таким тоном, будто они расстались только вчера.
– Помаленьку, – ответила Верка.
– Каким ветром к нам занесло?
– Попутным.
– Раньше твои ветры мимо Талашевска дули.
– Почему же… Бывала я здесь… И неоднократно…
– Это нам известно. Только раньше ты все больше в компании любила околачиваться… Где дружбаны-то твои?
– Кого вы в виду имеете? – осторожно переспросила Верка. – У меня друзей много. Вроде бы и вы среди них когда-то числились…
– Дурочку из себя не строй. – Альфонс ногтем поскреб крышку стола. – Я про Зяблика спрашиваю, про Смыкова, про нехристя вашего.
То, что Альфонс, по-видимому, ничего не знал о Цыпфе и Лилечке, было уже хорошим знаком. Если Верке что-то и могло вменяться сейчас в вину, то только прошлые делишки, давно потерявшие свою актуальность, да и не такие уж громкие.
– Нехристь наш погиб в чужих краях, а Смыкова и Зяблика я сама давно не видела. Говорят, они Эдем ушли искать.
– Какой такой Эдем? – Альфонс смотрел в стол, и нельзя было понять: он действительно ничего не знает об этой стране, давно интересовавшей аггелов, или просто притворяется.
– Земной рай. Благословенная страна, где нет ни болезней, ни горя. Якобы в ней побывал Сарычев, впоследствии без вести пропавший, – объяснила Верка.
– А тогда почему ты вместе с друзьями не ушла… в благословенную страну?
– как бы между прочим поинтересовался Альфонс.
– Ерунда все это… Сказки, – поморщилась Верка. – Да и не девчонка я, чтобы по свету без толку шастать. Пора к какому-нибудь берегу прибиваться.
– Говоришь складно, да верится с трудом… Чтоб ты своих сердечных приятелей вот просто так бросила… – Он с сомнением покачал головой. – Не ты ли вместе с этими бандитами на степняков и кастильцев ходила? О ваших подвигах легенды рассказывали.
– Что было, то было, – пожала плечами Верка. – Я за Отчину сражалась.
– Патриотка, значит… – хмыкнул Альфонс. – Да только все истинные патриоты остались верны Плешакову. Забыла разве, кто у нас законный глава государства?
– Пропали вы все неизвестно куда… Столько времени ни слуху, ни духу…
– А ты, небось, плакала о нас? – ехидно ухмыльнулся Альфонс.
– Не то чтобы плакала… Но и не забывала… Вспоминала всегда…
– К Колокольцеву ты почему прицепилась? – похоже, что предварительная беседа закончилась и начинается настоящий допрос.
Верка к такому обороту дела была давно готова и очень натурально удивилась:
– К кому?
– Ну к этому… который здесь сейчас был… ты его еще за лапу зубами тяпнула.
– Он сам ко мне первый прицепился. Я его первый раз в жизни вижу. Тоже мне, герой-любовник… Чуть не задушил.
– Брось! – строго сказал Альфонс, продолжая скрести что-то засохшее у него на столе. – Колокольцеву бабы до лампочки… Он, между прочим, весьма интересный инвалид. Служил на флоте и однажды вместе с палубной командой травил с берега стальной трос. Между ног, естественно, травили, чтоб удобнее было. Колокольцев крайним стоял. Ну и лопнул канат по неизвестной причине. А тот стальной ершик, что на его конце образовался, и прошелся Колокольцеву по яйцам… Представляешь?