Щит и меч

Унтерштурмфюрер Рейс, по-видимому, проникся симпатией к Иоганну; возможно, возникла она потому, что они были сверстниками, а его здесь окружали люди только старших возрастов. Даже солдаты охраны все были пожилые. С молочно-розовым лицом, с волосами, торчащими ежиком, с нелепыми широкими бачками на узких щеках, Рейс вел себя особенно трогательно, когда, забыв, что он старше Иоганна по званию, заботливо помогал ему надеть черную клеенчатую пелерину, пропитанную каким-то вонючим дезинфицирующим составом.

Клейн приказал Рейсу сопровождать абверовцев по лагерю, но Дитрих, опасаясь схватить инфекцию, отправился в канцелярию изучать картотеку заключенных.

Было холодное, свежее утро. Сосны с оранжевыми стволами, покрытые тонкой пленкой инея, блестят иглами хвои. Трава тоже в инее, и песок на дорожках скрипит под ногами, как снег в стужу. Пахнет смолой, льдом и горьковато-жухлой травой. Небо прозрачное, солнечное, прохладное, как вода со льдом. И только в низине, где расположен лагерь, лежал промозглый, похожий по цвету на бельмо, непроглядный туман.

Рейс заехал за Иоганном на мотоцикле. Иоганн сел в коляску, вытянул ноги, накрылся клеенчатым фартуком. Рейс сказал приветливо:

- Я бы с гораздо большим удовольствием отвез тебя в город. И мы бы повеселились. Здесь такая же скучища, как в школе святого апостола Павла.

- Ты что, учился там?

- Отец хотел, чтобы я стал пастором.

Иоганн покосился на эсэсовскую фуражку Рейса с бархатным черным околышем и жестяной эмблемой черепа со скрещенными костями, заметил:

- Эта штука не очент-то походит на распятие.

Рейс усмехнулся:

- Мой отец до первой мировой войны был миссионером в Африке. Попадал из "манлихера" в подброшенную пуговицу.

- Он что ж, стрелял только в пуговицы?

- Когда негры вели себя прилично, только в пуговицы.

- Понятно, - сказал Иоганн. И спросил: - Ты давно здесь?

- Сразу после Треблинки. Это тоже экспериментальный лагерь, но назначение его всегда было толко ликвидационное, уничтожали главным образом евреев. - Пожаловался: - Очень опасная была служба. Понимаешь, там впервые стали применять пар, а потом в трехкамерном отсеке - газ. У меня почти всегда болела голова: угарный газ, смешанный с паром, долго не улетучивался. У меня даже был там приступ астмы.

- И поэтому тебя перевели сюда?

- Через некоторое время. Дело в том, что к нам приехал из своей резиденции в Кракове генерал-губернатор Ганс Франк и остался очень недоволен администрацией лагеря. Он нащел, что недопустимо занижена пропускная способность. Перед отъездом он собрал всех офицеров и сказал: "Что нам делать с евреями? Вы думаете, что мы поселим их в Остланде? К чему вся эта болтовня? Короче говоря, ликвидируйте их собственными средствами. Генералгубернаторство должно быть так же свободно от евреев, как и рейх".

- А причем здесь ты?

- Ну как же, руководство "гитлерюгенда" направило меня в школу Адольфа Гитлера. Я окончил специальное отделение - изучал работу контрразведок среди населения. А в Треблинке, после того как лагерь посетил Франк, у меня уже не было условий для такой работы.

- Почему?

- Ну, что ты, не понимаешь? Блокшрайберы только успевали составить список прибывших в очередной партии, как их тут же приходилось заносить в список выбывших. И я пожаловался штурмбанфюреру, что меня используют не поназначению.

- Тебя что же, заставляли принимать участие в казнях?

- Да что ты! Там у нас заключенного приговаривали к казни в самых редчайших случаях.

- Ну, а как же...

- Ну, это же были не казни, - перебил Рейс, - если ты имеешь в виду ликвидации. Казнь - это официально обставленная карательная акция. А это...

- Что это?

- Ну, это просто устранение неполноценной части населения освобождаемых территорий. - Добавил поспешно: - У нас была даже специальная инструкция, в которой указывалось, что вся процедура ликвидации должна производиться так, чтобы объекты не могли рассматривать ее как акцию возмездия. Поэтому, когда их направляли в газовые камеры, они думали, что идут в гигиенические душевые или госпитальные блоки. Там даже вывешивали флаг с красным крестом. Часть заключенных ликвидировали под видом измерения их роста. Выстрел производился в прорезь измерительной планки, как раз над затылком, и объект даже не успевал понять, что с ним происходит, не испытывал боли.

- А ты откуда знаешь?

- Наши врачи говорили, что пуля, попадающая в мозжечок, вызывает такое же болевое ощущение, как удаление зуба без анестезии, только еще более короткое. А отравляющее действие газа осознается в течение пяти минут, потом сознание притупляется, и объект только механическим сокращением мышц реагирует на дальнейшее умерщвление.

- Да ты, я вижу, в своем деле профессор.

- Мы все это обязаны знать: ведь если не знаешь, все-таки действует на психику, когда изо дня в день одно и то же...

- А когда знаешь на психику не действует?

- Тех, кто раскисал, списывали на фронт или забирало гестапо.

- А ты ни разу не раскисал?

- Я много молился, даже ночами.

- И помогало?

- Я старался думать, что это просто бойня, а они все не люди, а животные.

- Ты молодец, здорово придумал...