Щит и меч

- Конечно! И я, знаешь ли, научился не запоминать их лица. Это очень важно - научиться ничего не помнить.

- А если вдруг вспомнишь?

- Ну зачем же?!

- А если тебе когда-нибудь напомнят?

- Кто? Кто напомнит? - неприязненно спросил Рейс и даже притормозил мотоцикл. - Тех никого больше не будет. А мы даже сейчас об этом не разговариваем, как будто ничего такого нет и не было.

- Ты считаешь, война уже кончилась?

- Ты что? - смущенно спросил Рейс. - Ты что?

- Ничего, - миролюбиво сказал Иоганн. - Просто я считаю, что война еще не кончилась. И когда-нибудь она кончится.

- Ну да, - согласился, успокаиваясь Рейс. - Возьмем Москву, и все человечество ляжет у наших ног.

- И у твоих?

- И у моих тоже.

- Ноги у тебя подходящие. Просто отличные ноги. С такими ногами бегать хорошо.

Иоганн говорил сквозь зубы, не забывая улыбаться при этом. И надо же было затеять такой разговор, когда все его существо и без того корчилось. Не растравлять себя он должен, а собраться в железный комок, подготовиться к встрече с советскими людьми, чтобы стойко, с равнодушным видом пройти мимо них так, словно они для него не существуют.

Низина лежала в холодном дыму тумана.

Под колесами мотоцикла скрипел песок, щелкала щебенка. Отвесные стенки карьера с выжженным по склонам кустарником были черны. Силуэты деревянных вышек, ячеистая проволочная ограда в несколько рядов. На серых столбах белеют крупные изоляторы - значит, через проволоку пропущен ток высокого напряжения.

Показались каменные низкие постройки с высокими кирпичными трубами.

- Крематорий?

- Нет, это печи для обжигания керамических плит, - охотно пояснил Рейс. Помедлил. - Но их тоже используют... Иногда...

Проехали одни, затем другие ворота, густо оплетенные колючей проволокой, по краям бетонные колпаки, разрезанные пулеметными амбразурами. Мотоцикл оставили у входа в комендатуру - барачного типа одноэтажное деревянное здание, без фундамента поставленное на бревна.

По кирпичному тротуару вышли на пустынный аппельплац. Песчанач почва здесь была плотно утоптана, а пот и кровь с разбитых ног послужили вяжущим материалом для песка, превратили его в подобие асфальта.

Остальная площадь лагеря была разделена проволокой на клетки загонов, в каждом из них стояло по два низких барака, до ската крыши которых человек среднего роста мог дотянуться рукой. Эти бараки здесь называли блоками.

В нескольких метрах от проволочных заграждений тянулись белые известковые полосы. Ступивший на эту границу заключенный карается так же, как за побег.

Ни кустика, ни засохщей травинки, - ровное черное пространство, зорошо просматриваемое с любой возвышенной точки.

Окна в бараках, хоть и узкие, тянулись почти во всю длину стен, а деревянные вытяжные трубы шли почти через каждые десять метров, но поставлены они почему-то не вертикально, как полагается трубам, а торчат из стен куцыми ящиками.

Рейс объяснил:

- Это для прослушивания. - Потом сказал с гордостью: - Герр Клейн ввел много усовершенствований. Он , например, избегает публичных казней. Но каждый карцер снабжен такими средствами, чтобы виновный мог сам расправиться с собой, если, конечно, господин оберштурмбанфюрер считает его ликвидацию целесообразной.

- Значит, организуется самоубийство?

- Ну, почему же спмоубийство? Просто свобода выбора.

Увидев приближающуюся полосатую колонну заключенных, Рейс посоветовал Иоганну обратить на них внимание.

- Принцип обезличивания - тоже идея герра Клейна. Начинается с того, что каждый заключенный имеет только свой номер - больше ничего своего. Ни одной вещи мы им не разрешаем иметь, только номер. В этих же целях каждый заключенный меняет ежедневно барак, место на нарах и группу, в которой находится. Мы их тасуем как колоду карт. Особенно у советских развит инстинкт организованности. А таким способом мы перешибаем этот инстинкт. Ну, и легче подсаживать слухачей.

- Доносчиков?

- Слухачей. Это наш термин, он более точен.

- И много их?

Рейс ответил загадочно:

- Это личные кадры оберштурмбанфюрера.

- Вот такие ребята нам и нужны! - с энтузиазмом воскликнул Вайс. Надеюсь, вы нам кое-кого уступите?

- Как прикажет оберштурмбанфюрер.

Иоганн положил руку спину Рейса и, дружески полуобнимая его, попросил:

- А ну, по-приятельски. Парочку таких, какие покрепче. А то, я вижу, они все тут заморыши.

- Ну, не все, есть один кролик поразительной живучести.

Вайс сказал сухо:

- Те, на которых призводятся медицинские эксперимены, нам не нужны.

- Да нет, этот совсем из другой породы, - рассмеялся Рейс, - из гончих. Ну, понимаешь, гончий кролик. Мы указываем ему место прохода в ограждении, он подговаривает группу на побег. Ну, и, следовательно, таким простым способом мы выявляем еще не обезличенные объекты и избавляемся от них.

- Здорово, - похвалил Иоганн.

- Шаблонный прием, - скромно сказал Рейс, - тянем его еще с Треблинки.

Иоганн обвел глазами колонну заключенных, попросил:

- А ну, покажи мне этого парня.

- Да вот он, напротив, - семьдесят три два ноля двенадцать.

Понимая, что речь идет о нагрудном номере на куртке заключенного, Иоганн довольно быстро нашел его.