Щит и вера

Григорию на душе было неспокойно. Они жили как супруги. Он с желанием и знанием дела приступил к управлению хозяйством, которое, несмотря на сложности, продолжало производить зерно, мясо, овощи. Терзало сомнение в правильности принятого решения. Родился сын, которого нарекли Петром Григорьевичем Гольбахом. Григорий понимал греховность своего невенчанного супружества. Некоторое успокоение приходило с мыслью о том, что в Россию ему путь заказан. На Родине шла Гражданская война. В Австрии открылись призывные пункты по мобилизации в белую армию русских солдат и офицеров, оказавшихся на чужбине, в эмиграции. В те дни европейские города были переполнены русскими, бежавшими от войны, красной диктатуры. Многие рассказывали о зверствах и расправах, которые творились по обе стороны противоборства. Не многие русские, оказавшиеся за пределами Родины, пошли воевать на стороне зарождающегося Белого движения. Григорий Самсонович также решил, что воевать против своего Отечества, каким бы оно ни было и какая бы власть там ни установилась, преступно!

Постепенно, к концу 1920 года, в результате реформ, проведённых новым правительством Австрии, положение в республике стабилизировалось (таковой Австрия останется до начала оккупации фашистской Германией). Наладилась и хозяйственная жизнь поместья Гольбах.

В 1920 году у Матильды с Григорием родилась дочка, Полина Григорьевна Гольбах. Григорий дорожил своими детьми, да и с сыном Матильды он нашёл общий язык. Альфред поначалу стыдился отношений матери и русского пленного и даже просил родителей отца забрать его к себе, но, прожив с Григорием, он многое понял и оценил русского солдата за сильный характер, волю и честность. Юноше шёл четырнадцатый год, он успешно поступил в Венскую музыкальную академию, большую часть времени жил в доме деда, отца Матильды. Появление внуков, особенно Полины, похожей на мать, вовсе растопило лёд в его сердце. Этот русский оказался неплохим хозяином и помощником Матильды в вопросах управления поместьем.

Григорий Самсонович внимательно следил за известиями о происходящих в России переменах. В 1921 году советская власть объявила об амнистии всем военнопленным войны 1914–1918 годов, кто не воевал против Советской России. В это верилось и не верилось. Немецкие и австрийские газеты писали, что это западня, что красные только хотят заманить, а затем и расправятся с «невозвращенцами». По их утверждению выходило, что Советская Россия боится нового вторжения интервентов, ядром которых теперь могут стать оставшиеся в Европе солдаты и офицеры русской армии. Но воевать уже никто не хотел, люди устали от войны, скучали по мирному труду. Первые экономические контакты России с Германией в 1922 оду вызвали массовую волну русских, желающих вернуться на Родину.

Григорий Самсонович, читая противоречивую информацию, сведения о жестоких расправах с зажиточными крестьянами, купечеством, не верил в прощение советской власти. Он думал о том, что, возможно, и в живых-то у него никого не осталось в родном Алтае.

Шли годы. Тоска по Родине становилась всё более неуёмной. Подрастали Пётр и Полина. Григорий обучал их русскому языку. Присутствие в Европе многих русских представителей культуры, литературы сделало русский язык довольно распространённым. Всё чаще до Григория доходили известия о случаях нелегального возвращения бывших русских солдат в Россию. Это волновало Григория Самсоновича. Всё тяжелее переживал он чувство собственной вины в запутанной его жизни. Душа не знала покоя. Дорогие ему Матильда и дети удерживали его в Австрии, которая оставалась для него чужой, непонятной и нелюбимой страной. Иногда, собираясь на квартирах, бывшие русские пленные много спорили до хрипоты, говорили, обсуждали все новости, поступавшие из Отечества. После этих бурных дискуссий душа ещё больше стремилась домой, в Россию! Возвращаться официально было опасно. Не внушала доверия советская власть, залившая страну кровью. Оставалось надеяться только на нелегальный переход границы. До Бреста можно было добраться по железной дороге, а дальше только пешком до самого дома. Без документов, ведь немецкие или австрийские документы с собой не возьмёшь и Советам не предъявишь! Только пешком через всю Россию домой в Сибирь! Такие мысли одолевали Григория Самсоновича. Матильда понимала, что с ним происходит. Она плакала и умоляла его забыть о России, много говорила об их детях, о любви. Григорий понимал всю тяжесть своего положения.

– Mein Herz, meine Herrin, meine Matilda, люблю и буду любить только тебя! Люблю наших детей. Прошу тебя, пусть они помнят, что отец у них – русский! – страстно говорил он.

– Зачем же ты хочешь покинуть нас, Гришенька? Ведь всё хорошо! Сколько русских даже не помышляют о возвращении на Родину! Зачем же ты хочешь вернуться туда на свою погибель?

– Любимая моя, я не могу иначе. Я понял, что русский должен жить только в России, а умереть тем более! Прости!