Щит императора

— Мне нечем было, — нахмурился я, глядя, как бабка осторожно щупает образовавшиеся на ноге императора волдыри. Часть я вчера вскрыл, но сегодня появилось несколько новых. И это свидетельствовало, что как минимум вторую степень обморожения Карриан себе заработал. Как бы и впрямь до заражения дело не дошло. Там уже мясо видно, а у меня ни антибиотиков, ни нормальных бинтов. Сплошная антисанитария. — Промыть удалось только вечером.

— Еще раз надо, — неуклонно сказал мужик, переведя очередную порцию бормотушек. А бабка, закончив с осмотром и вскрыв костяной иголкой свежие пузыри, прошлепала в соседнюю комнату, где стоял колченогий стол. После чего порылась за пазухой, выудила оттуда горсть белых тряпиц, чем-то напоминающих марлю, и два мешочка, от которых вкусно пахло лесными травами.

— Отвары сделаешь для брата, — пояснил мужик ее бормотание. — Из этого — горячий, поить им будешь три раза в день. А из второго — холодный. Им раны промыть надо. Тоже трижды. Потом перевяжешь. Тряпицы она тебе завтра еще принесет, они чистые, в травах вымоченные. Должны помочь. Справишься?

Я кивнул. Что ж не справиться — отвары я еще в прошлой жизни готовить умел. А уж раны обрабатывать старый егерь меня и подавно научил.

— Хорошо, — удовлетворенно кивнула бабка, а мужик исправно перевел. — Завтра еще его проведаю. А послезавтра ясно будет, выправится у него нога или нет.

Поблагодарив визитеров за помощь, я уже решил, что пора их проводить, но бабка неожиданно сделала повелительный жест и что-то снова быстро проговорила.

— Повернись, — велел бородатый переводчик. — Спина у тебя скверно выглядит. Зайтра посмотреть хочет.

Прижав волчонка покрепче, я повернулся, краем глаза все же посматривая на гостей. И чуть вздрогнул, когда бабка, озабоченно поцокав языком, вдруг бесцеремонно ткнула в меня острым пальцем. Кожа у нее оказалась теплой, а не горячей, как у обычных людей, шершавой, словно бабулька не лекаркой была, а всю жизнь весло в уключине ворочала. Но от ее прикосновения я ощутил, как внутри просыпается притихший за ночь голод, и поспешил отодвинуться. А она, словно обжегшись, тут же отдернула руку.

— Охарру, — странным голосом произнесла лекарка, уставившись на меня изучающим взором. — Охарру нен дари.

— Чего? — настороженно переспросил я у мужика.

— Ты — охарру, — криво улыбнулся он, но, в отличие от бабки, не попятился.

— Это что за животное такое?

— Ты не мерзнешь в мороз, живешь чужой силой и понимаешь духов леса. Ты человек, но душа твоя не принадлежит этому миру. Поэтому ты — охарру. Живой дух, который вечно голоден и которому тут не место.

— Я не опасен, — поспешил заверить я бабку и демонстративно показал ей руки в перчатках. — Никого не трону. Честно.

Лекарка в ответ лишь поклонилась и, прихватив верхнюю одежду, вышла.

— Тебе нужно охотиться, — помедлив, обронил переводчик. — Если долго не есть, ты умрешь. Но я благодарен, что этой ночью ты никого не тронул.

У меня по коже пробежал мороз.

Черт возьми! Он так это сказал, будто еще вчера знал то, что сегодня подтвердила бабка! Тем не менее в деревню меня все-таки пустили, выделили дом, пусть и на отшибе. Даже охрану вокруг не выставили, хотя подозревали, что с голодухи я, как любой дарру, могу слегка поехать крышей и устроить в деревне настоящий геноцид.

Но почему?!

— Мы не делаем зла духам леса, — словно прочитав мои мысли, усмехнулся мужик. — А они не делают зла нам. Маленький ашши тебе верит. Значит, поверим и мы.

Я перевел озадаченный взгляд на щенка, тот с готовностью лизнул меня в подбородок. Теплый, увесистый, совершенно не боящийся меня малыш, который бесстрашно прижимался всем телом и, кажется, не ощущал при этом ни малейшего дискомфорта. А я ведь вчера полдня провел на спине его отца! Да и этого малыша долго держал на руках. И он не ослаб, не замерз, не заболел, хотя на мне даже рубашки не было. Да и сейчас…

Я с недоверием прислушался к себе и неожиданно понял, что голод снова попритих. Более того, на самом дне моих резервов подкопилось немного энергии. При этом малыш чувствовал себя прекрасно, нетерпеливо ерзал, с азартом пытался дотянуться зубами до моего носа. Махал хвостом, пинался лапами, настойчиво лез к лицу и вовсе не производил впечатления существа, из которого я прямо в этот момент вытягивал жизненную силу!

Я поднял звереныша так, чтобы больше этого не делать, и всмотрелся в ярко-голубые, совсем еще детские глаза. Волчонок в ответ вильнул хвостом, активно задрыгал лапами, попытался вывернуться и снова лизнуть меня в нос. Причем мне показалось, что для гиперактивного создания это была не просто прихоть, а жизненная необходимость. Он, как все малыши, очень быстро восстанавливался. Но при этом, кажется, энергии в нем было даже лишку. Тогда как мне, напротив, ее вечно не хватало.

— Ну и жук же твой папка! — пораженно произнес я, глядя на «духа леса» с совершенно новыми чувствами. — Двух зайцев убить одним ударом! Воистину на это способен лишь настоящий вожак!