В тот же день, когда армия Великого Царя переходила Геллеспонт, на главной площади Спарты, возле Дома Совета, выстроились воины, которым предстояло отправиться с царем Леонидом в Фермопильское ущелье, чтобы встать на пути персидского войска.
Впереди стояли триста гоплитов, триста урожденных спартанцев, разделенные на отряды – в каждом отряде по восемь шеренг, по четыре человека в шеренге. За ними выстроились легковооруженные воины из числа союзников Спарты, за ними – слуги-илоты с запасным оружием и прочей кладью.
К воинскому строю приблизились женщины, облаченные в белое, – матери молодых солдат, недавно прошедших посвящение и теперь отправлявшихся в свой первый поход, в свое первое сражение, которое могло стать и последним.
Протрубили флейты, и первый молодой воин вышел из строя, снял с плеча щит, полученный от отца, положил на землю.
Облаченная в белый хитон женщина подняла этот щит, надела на руку сыну и проговорила традиционную фразу, по-спартански короткую и выразительную:
– С ним или на нем!
Это значило, что сын должен вернуться или с победой, со щитом на плече, в строю таких же гоплитов, или же товарищи принесут его на этом щите, павшего в бою, чтобы с почестями похоронить в родной земле.
Один за другим выходили из строя молодые бойцы, один за другим возвращались, получив щит из рук матери.
Вот последний воин встал в строй – но на этом церемония не закончилась.
Снова запели флейты, и к строю гоплитов подошел глава Геруссии, или Совета старейшин. Он нес в руках круглый щит – старый, потертый, носящий следы многих сражений.
С этим щитом он подошел к предводителю отправляющихся в поход воинов, одному из двух спартанских царей.
– Леонид, сын Александрида, потомок Геракла! Вручаю тебе этот щит, много поколений хранящийся в нашем городе. Этот щит принадлежал самому Гераклу, и тот, кто носил его на плече, никогда не знал поражений! Иди и возвращайся с победой!
Леонид опустился перед старейшиной на одно колено, принял из его рук щит и надел на левую руку.
Третий раз запели флейты, и отряд, более не задерживаясь, походным маршем вышел из города.
Из-за холма донеслось пение флейт, отдаленно напоминающее звуки пастушеской свирели, и в то же время непохожие на них – как не похож боевой меч на заржавленный нож пастуха, как не похоже грозное рычание льва на заливистый лай крестьянских собак.
Пению флейт вторили глухие ритмичные удары, похожие на звуки отдаленного грома.
Грозные и волнующие звуки приближались – и вот наконец из-за холма, поднимая густые, тяжелые клубы пыли, появились первые ряды воинов.
В жарком, дрожащем и обманчивом полдневном воздухе силуэты их казались нечеткими, расплывчатыми – и от этого еще более грозными и волнующими. Впереди колонны шли музыканты. Флейтисты извлекали из своих инструментов странную, гипнотическую мелодию, в которой можно было расслышать голос смерти – и радость от того, что смерть эта будет славной и достойной. Флейтам вторили глухие, ритмичные удары барабанов и резкий звон литавр.
Следом за музыкантами ровными рядами шагали пехотинцы. Знаменитые спартанские гоплиты, бесстрашные и непобедимые воины. Грудь каждого воина защищала бронзовая кираса, ноги – поножи, на левом плече у каждого висел круглый щит, гоплон, украшенный изображением диких зверей или сказочных чудовищ. Лица гоплитов были почти не видны, их закрывали забрала коринфских шлемов, украшенных яркими гребнями. От этого воины казались не живыми людьми из плоти и крови, а сказочными созданиями, непобедимыми и прекрасными чудовищами, созданными только для того, чтобы убивать или умирать.
От их строя отделился воин, почти ничем не отличающийся от остальных – в такой же запыленной бронзовой кирасе, с таким же круглым щитом-гоплоном на левом плече, в таком же коринфском шлеме, почти полностью закрывающем лицо. От остальных его отличал только тройной красный гребень, венчающий шлем, – но именно этот гребень означал, что это не простой воин, а один из двух царей Спарты, Леонид, сын Александрида.
Да еще, пожалуй, его отличал щит – старый, местами помятый, носящий следы многочисленных битв. Украшало этот щит не изображение льва или дикого кабана, не буква лямбда, как у молодых воинов, – на этом щите была нарисована атакующая фаланга, опасное, ядовитое насекомое, давшее название спартанскому сомкнутому строю.
По легенде, некогда этот щит принадлежал самому Гераклу, к которому возводили свой род цари Спарты.
Леонид подошел к военачальникам и отдал им воинское приветствие.
Ему ответил афинянин Фемистокл, командующий греческим флотом, который только что прибыл с флагманского корабля для участия в военном совете.
– Приветствую тебя, славный сын Спарты! Ты пришел во главе передового отряда? Остальные силы спартанцев идут следом?
– Нет, – ответил Леонид, помрачнев. – Эфоры и старейшины запретили основным силам нашего города покидать Пелопоннес. Они постановили на своем совете, что спартанцы будут защищать Коринфский перешеек. Я дал союзникам слово, что буду сражаться за Фермопилы, и я сдержу его, что бы ни случилось, но совет позволил мне взять с собой только мой личный отряд, триста воинов. Так что этот отряд – все, что прислала сюда Спарта.
– Скверно… – проговорил Фемистокл. – Но мужчинам негоже предаваться унынию. Будем готовиться к сражению. Я расположу корабли в проливе так, чтобы персы не смогли обогнуть Фермопильский проход по морю и ударить с тыла. Тебе же, благородный Леонид, союзники поручают командовать сухопутным отрядом. Так что приступай к подготовке, время не ждет.
Леонид кивнул и вернулся к своим воинам.
Он отдал распоряжения, и сопровождавшие воинов илоты принялись восстанавливать полуразрушенную каменную стену, которая перегораживала проход. Стена эта была в человеческий рост. Она не смогла бы остановить противника, но создавала для защитников прохода удобный рубеж обороны.
Переговорив с командиром феспийцев, чей город располагался рядом с Фермопилами, Леонид узнал, что существует обходная тропа, ведущая к горному проходу Анопея. Если персы узнают об этом пути, они смогут ударить в тыл греческому войску.
Обдумав положение, Леонид отправил отряд из семисот фокейских гоплитов охранять эту тропу. Остальных же воинов он разместил вдоль каменной стены, которую илоты успели восстановить, назначил караулы и дозоры.
Флот под командованием Фемистокла вышел в пролив, чтобы защищать войско с моря.