Щит веры. Часть 2. Воину-защитнику и гражданскому населению в помощь (ПТСР, боевая психическая травма)

К православным источникам, которые так же хорошо описывают идею навыков, но уже в согласии со святоотеческим опытом, можно отнести работы современного православного французского богослова Жан-Клода Ларше. Одна из важнейших его книг на эту тему — «Исцеление духовных болезней. Введение в аскетическую традицию Православной Церкви»[114]. В ней говорится, что когда мы боремся со страстью (а страсть — это тоже тип реакции на происходящее), то важно не только бороться с этой страстью, но и воспитывать противоположную ей добродетель. Святые отцы, авторы «Добротолюбия», тоже писали, что страсть побеждается через понимание. То есть, иными словами, чтобы победить сформированную модель поведения, нужно не только бороться с ней бесконечно и проговаривать её, но и формировать в человеке новый конструктивный навык, формировать связь с конструктивными сторонами жизни, с новыми людьми, погружать человека в культурный, смысловой контекст. Во всём этом человеку может помогать духовник. И тогда, через понимание жизни, человек перестроит свой навык, свою патологическую доминанту.

Духовник может помочь человеку не столько разрушить симптомы его ПТСР, сколько включить эти симптомы в целостное мировоззрение, в котором они потонут и потеряют свои жала, десенсибилизируется. Виктор Франкл в своей книге «Доктор и душа: Логотерапия и экзистенциальный анализ»[115] упоминал, ссылаясь и на других специалистов, что никогда никакими психологическими средствами не удаётся разрушить симптом, но этот симптом можно включить в целостное мировоззрение, в котором он утонет.

Некоторые авторы, изучающие ПТСР, пишут, что необходимо провести интеграцию травматического опыта в последующую жизнь человека, чтобы то, что случилось в прошлом, стало частью жизненного опыта. Но если нет смысловой вертикали, если человек не разобрался в том, кто он, к чему он призван и для чего вообще живёт, то вопрос интеграции становится проблематичным. Например, женщина, претерпевшая изнасилование, пошла в проституцию — она тоже по-своему интегрировала опыт насилия в свою жизнь. Военнослужащий, который видел отрезанные головы, — стал язычником, фанатом идеи Вальгаллы, или стал, как эсэсовцы, поклоняться культу смерти[116]. Он ведь тоже по-своему интегрировал опыт прошлого в свою жизнь…

Стивен Джозеф высказывает справедливую идею о том, что какие-то образы в сознании человека с ПТСР остались необработанными, и поэтому они вторгаются в его психику снова и снова, видимо, пытаясь быть обработанными. Есть данные, что во время депрессии активируется зона мозга, ответственная за принятие решений, — то есть человек что-то недодумал. Следовательно, мы приходим к выводу, что нельзя заглушать в себе травматический опыт. Большинство светских техник по заглушению этого опыта, о которых мы говорили в начале, вызывает опасения. У человека есть потребность обретения, осознания правды, даже если это касается травматического опыта. Другой вопрос — что он будет дальше с этой правдой делать, если у него не выстроен высший уровень личности, как он её осмыслит?

Адаптация к гражданской жизни после перенесённого травматического опыта

Идею ПТСР можно понять как адаптацию со знаком минус. Некоторые врачи считают, что раковые клетки появляются, когда организм отравляется фармацевтикой, химией — возникает токсичная среда, и клетка мутирует, чтобы выжить. Потом эта клетка не принимает участия в работе организма. Так же молодой человек, который попадает на фронт, видит безумие, жестокость, — он начинает адаптироваться со знаком минус, чтобы его психика не так страдала. Он начинает ругаться матом, отрезать врагам уши и так далее. То есть он пытается «спастись» через расчеловечивание, через снижение порога сознания. Но очень важно помнить, что, когда гаснет деятельность разума, человек — не мгновенно, но достаточно быстро — переформатируется, исходя из характера тех импульсов, которые до него доносятся из среды вокруг. То есть он катастрофически меняется, и главная проблема в том, что с этим багажом он возвращается в гражданскую жизнь. И адаптироваться к ней он не может, потому что у него сформировался другой взгляд на людей, на проблему. И слава Богу, если у него были хоть какие-то интересы до фронта или хотя бы способность дружить, — тогда он, обогащаясь лучшим, что может замечать в людях, становится способным переключиться со своей травматической доминанты на что-то более конструктивное. Если же он обладает гордостью и навязывает всем вокруг своё поведение, то он начинает конфликтовать с другими и найти себя может только на войне, что хорошо было показано в фильме «Апокалипсис сегодня», о котором уже упоминалось: герой фильма чувствовал себя на войне как рыба в воде, но в гражданской жизни оказался совершенно деморализован.