Щит веры. Часть 2. Воину-защитнику и гражданскому населению в помощь (ПТСР, боевая психическая травма)

Уже к зиме их забрала бабушкина сестра, которая жила почти на центральной улице нашего города, напротив окружного штаба. Ну и бабушку взяли в этот элитный дом подрабатывать. Это было советское время, 39-й год, взяли не просто к сестре, а разрешили жить в доме и помогать домработницей. А когда началась война, мальчик Коля (брат моей мамы) пошёл на завод в тринадцать лет, а старшая сестра Мария хотела с двоюродной сестрой пойти на фронт: Варю взяли зенитчицей, а Мане отказали, потому что она была дочь врага народа.

Когда немцы первый раз оккупировали город, кто-то „стукнул“ на них, и Маню угнали в Германию, забрали её в концлагерь. Когда во время бомбёжки они прятались в подвале дома (мама была самая маленькая, бабушка её родила очень поздно), по воспоминаниям мамы, они сидели в темноте, и вдруг произошла какая-то вспышка, и она почувствовала, что стала гореть, и закричала: „Мамочка, мамочка, я горю!“ Но, когда бабушка чуть-чуть осветила, увидели, что средней сестричке осколком оторвало голову, а мама была вся в крови. Тельце завернули в одеяльце, потому что детки бежали во время бомбежки в том, что успели прихватить, а когда потом пришли, чтобы похоронить, увидели, что украли даже одеяло.

Когда немцы оккупировали наш город в 40-х годах, мама (она была такая хулиганка) с другими детьми спасала штаб, немцы жили в другом доме, а наши думали, что они находились в штабе, и сбрасывали туда зажигалки и прочее. Дети побежали спасать штаб, чтобы он не загорелся, и немцы их поймали, раздели и посадили в яму с водой. На улице стояла зима, и дети (9–11 лет) примёрзли ножками. Ночью бабушка пыталась их вытащить, ножки на ступах отдирали прямо с кожей, а когда они перебирались через забор из колючей проволоки, то мама порезала руку. Так бабушка их спасла и вылечила какими-то народными средствами.

Бабушку саму три раза гоняли на расстрел: дед и дети были блондинами, а бабушка — брюнетка. Так немцы их отпускали, разбирали, что не евреи, и отпускали. Из деток осталась мама и Коля. Прошло время, Маня вернулась. Она всегда была лучезарным человеком, которого вспоминают до сих пор, даже моя дочь. Они недавно на Дмитриевскую субботу пошли все в храм, всех поминали и особенно вспоминали Манечку.

Потом, когда прошло время, мама рассказала то, что в своё время люди не афишировали. Тема была закрытой. После того, как её освободили из концлагеря, Маню забрали в наш лагерь, во-первых, как дочь врага народа, а, во-вторых, потому, что она пробыла в Германии три или четыре года. Она не рассказывала об этом, но запомнилась её фраза: „Неизвестно, где было лучше“.

Манечка прошла все эти испытания и осталась светящимся, лучезарным человеком, счастливо вышла замуж, но детей у неё не было. С большой нежностью относилась она к нам. Я помню, что ребёнком всегда хотелось к ней пойти, потому что рядом с ней было хорошо. Хотя я думаю, что травматического опыта на её долю выпало достаточно. После лагерей её не брали на работу, и она устраивалась где-то убираться, где-то присмотреть за детьми, хотя была очень образованной.

Моя мама, тоже пережив все эти беды, очень страдала от болей в ногах, было нарушено кровообращение, потеря чувствительности, и умерла от того, что началась гангрена. Она поступила на факультет журналистики (я даже храню на память её зачётку), но на первом курсе её отчислили как дочь врага народа, а потом разрешили восстановиться, только уже на филологический факультет. А после института распределили далеко на Камчатку на практику. При этом она оставалась бесконечно жизнерадостным человеком, и к ней все относились прекрасно. Мама играла на трёх музыкальных инструментах: домбре, мандолине и гитаре. И даже попав в непростые условия на Камчатке, она никогда не теряла бодрости духа. Я никогда не слышала никаких жалоб и нытья ни от неё, ни от Мани, ни от дяди Коли — у него под станок попала рука, когда он мальчишкой в тринадцать лет работал на заводе, и её еле восстановили.

И при этом они ещё постоянно ощущали, что они дети врага народа. То есть это постоянно присутствовало в их жизни. Это я осознаю только сейчас, а раньше это была запрещённая тема, а, может, они не хотели вспоминать, но никогда нельзя было сказать, что эти люди были пострадавшие или обиженные судьбой.

Кстати, у моей бабушки, по маминой линии, было семнадцать детей, но двойни умирали, а её фразу „Бог дал, Бог взял“ я понимаю только сейчас — может, она им и помогала выжить. Поэтому, когда я слушаю ваши лекции, я понимаю, что без Божией помощи просто невозможно. Я сама недавно к этому пришла, но, если осмыслить жизнь, которую я прожила, которую прожили мои родители, по-другому быть не может».

Глава 4 Интеллектуальная деятельность как стратегия выживания в условиях тотального давления