Щуки в море (СИ)

— Ну да, — фея пригубила свой бокал. — Мы не умницы были, как Алина — просто сельские девчонки. О высшем образовании не думали даже, тем более что девяностые годы — какой тут институт, поближе к земле надо, она прокормит! Я, правда, врачом стать думала, но химия не давалась, даже в аттестате тройка. На фельдшера вот выучилась, Белка техникум окончила, двадцать лет нам, первая большая любовь… И вдруг приходит ко мне Белка — тихо-тихо, ночью в окно постучала. ВИЧ, говорит, нашли у неё! — Ната уже не могла сдерживаться и некрасиво расплакалась. — Да, можно в принципе жить, только осторожно и без… ну ты понимаешь. Только медсвекровь эта, которая анализ брала, всем «по секрету» раззвонила, с-сука селюковская!

— Наталь!.. — ахнула Кристина, совершенно не ожидавшая от Лесной Сестры настолько грубых выражений.

— Ну извини. Кумушка, — подруга через силу улыбнулась. — Главное, сами же и заразили! Белка, в отличие от меня, вообще ещё девственницей была, ну и не ширялась, конечно. В общем, она сама-то ещё не знает, а от неё уже все шарахаются! И не покупают ничего, понятное дело. Она тогда на рынке стояла, другой работы не было, — пояснила Ната. — Даже побили один раз, гады! Прикасаться, видите ли, боятся, а бить не боятся! Вот с тех пор не люблю этот «простой народ» — слишком легко он в травлю сваливается, слаб на страх. А кумушек вообще… — она сжала кулаки.

— Юля, ты рассказывала, тоже с «кумушками» воевала? — Кристина, пытаясь немного вытащить Лесную Сестру из омута чёрной памяти, вспомнила «саранскую резню бензопилой» трёхлетней давности.

— Я подробностей не знаю, у Алины спроси, если только она об этом говорить захочет, — Ната вновь отпила из бокала и продолжила вспоминать. — Ну и предлагаю, значит, Белке — давай в Орёл рванём или даже в Москву, в селе тебе точно житья не дадут. А она так смотрит скорбно: «Стрелка, да мне всё равно не жить! Семьи не будет, детей не будет, от всех скрываться, да и больна неизлечимо… Нет, раз не судьба мне быть женщиной и жить, то стану воином и умру!» Вычислила, сказала, ещё и ту «сестричку», что её заразила, да это на самом деле нетрудно было сообразить. Через неделю гранату достала у «чёрных копателей», у нас же бои были в войну, а потом подловила момент, когда в сестринской только эти две остались, — и встречайте Лазаря Паперника[13]!

— А ты-то где была? — ошеломлённая Кристина даже не могла предположить, что фея, радости у которой всегда с запасом хватало на них двоих, тоже прошла в своей жизни через большую трагедию.

— А я в больнице была, — Лесная Сестра уже не могла плакать — она просто сидела с совершенно мёртвым видом. — Наутро и отвезли после того разговора. Я же с парнем одним крутила, ну и чувствовала уже — что-то не то со мной. Ладно, думаю, замуж выйду, рожу, «всё как у людей» типа, а оказалось — внематочная! Распахали всю, трубу маточную удалили, а вторая у меня недоразвитая, это врождённое. Лежу рыдаю, что тоже порченая, никто замуж не возьмёт, да я и сама тогда детей хотела очень…

— Ты и сейчас их хочешь, — Кристина прижала к себе поникшую подругу. — Белочку так любишь… Будет у тебя девочка, совсем скоро! — она произнесла это с непонятно откуда взявшейся уверенностью.

— Дашина, что ли? Ну может быть… Только выхожу из больницы, мне говорят — Белка с собой покончила! И про гранату рассказывают. Я быстрее к ней домой, ну как «быстрее»? — Ната грустно улыбнулась. — Как могла после операции, так и шла. А у них все стёкла камнями выбиты, и мама её меня к груди прижимает и говорит: «Наташенька, доченька моя, уезжай! Злые здесь люди, а ты добрая!» И пачку денег даёт. Не смогла я не взять, она так просила! Несколько дней как в тумане, даже плакать не могу, а вокруг действительно все злые, знают же, что я с Белкой дружила. Даже мама с папой ополчились: «Не смей к Наташиным родителям ходить, а то нас тоже затравят!» Ну, вышла я из дома по-тихому, даже еды не взяла — и поехала! До Орла еду — не могу плакать, вокруг-то всё те же злые люди, до Тулы села на электричку — не могу, а как на Москву пересела — прорвало. Сижу тихо так плачу — одна

я теперь! Подруга ушла, детей не будет, с родными порвала, и еду в полную неизвестность… А потом чувствую — отгорело всё. Умерла Стрелка, прямо в электричке и умерла! На Курском вокзале уже Ната вышла… — фея, выговорившись, окончательно успокоилась, и только её глаза оставались печальными.

— Вот, значит, как, — вздохнула посмурневшая Кристина. — Теперь понятно, почему ты сама фельдшер, а медсестёр недолюбливаешь.

— Да. Парушкину твою, например, Алина живой оставила и не более того, а не жалко мне! Понимаю, не по-человечески это, совесть мучает, но вот нет у меня сострадания — и всё.

— А сама Алина что? Тоже какая-то трагедия в жизни была?