щуп

Совершенствуя систему, Логинов ввел в нее обязательное посещение бань, обливание холодной водой, трехдневное голодание и обилие трав, которыми беспощадно полоскал желудок с кишечником. Он не добивался долголетия, он лишь пытался приуменьшить количество жизненных зол. Он спал головой на юго-восток, задавал себе программу просыпаться через каждые два часа и именно через два часа просыпался - только для того, чтобы встать, пройтись по комнатам и снова лечь. Подтягивался Леонид пятью различными хватами, не ленился проделывать целый комплекс йоговских упражнений. На смену десятикилограммовым гантелям очень скоро пришли пудовые гири, но, добравшись до полутора пудов, Леонид остановился. Не то чтобы это был предел, но по прошествии лет он научился ощущать свой оптимум, свой потолок, выше которого опять начинались нервы. Долее и далее становилось скучно. Система требовала соблюдения раз и навсегда принятых границ, формируя жизнь по скуповатым нормам, отшлифовывая стереотипы, в необходимости которых Леонид все более и более убеждался. Он был ленив, но лень вполне приструнивалась дисциплиной. Он не принадлежал к числу веселящихся оптимистов, но жесткий распорядок дня и обилие дел спасали от неизбежной хандры. Наделенный природной чуткостью, он легко впадал в бешенство по поводу самых обыденных пустяков, но и здесь помогало избранное однажды хобби. Как холод ежедневных ванн защищал от простуд, так и уличное патрулирование нарабатывало иммунитет против событийного дискомфорта. Скорее всего это нельзя было назвать выходом, но иного ему просто не предлагалось. В подобном ракурсе жизнь представлялась по крайней мере терпимой, а терпеть Леонид был согласен.

Этот день он начал с посещения бани. Очередь не испортила настроения. Сидя на лавке, Леонид перелистывал зачитанного до дыр Джерома. Внутренне веселясь, он не замечал окружающего. И даже пара потертого вида старичков под шумок обошедших очередь, не вызвала обычного раздражения.

Уже перед тем, как пройти в предбанник, в одной рубахе он постоял немного на крыльце, позволяя морозу подтянуть мышцы, распестрить кожу фиолетовым пупырьем. В предвкушении близкого жара это доставляло прямо таки мазохистское наслаждение. Дальнейшее Леонид проделал более чем стремительно. Взлетев наверх, в мужское отделение, по-солдатски скинул с себя одежду и почти вбежал в парилку.

Разумеется, ЕГО баня отличалась особыми правилами, своей ухищренной технологией. То есть, лыжная шапочка, шлепанцы и веник - это он оставлял неизменным, отличие заключалось в ином. Веники он вязал смешанные, перемежая весеннюю березу с елью и пихтой, а в паузах между парными процедурами в ход шло заготовленное заранее питье. Первая парилка чистила от грязи, от солей, и, отдыхая, он отпивал из термоса медово-лимонный чай. После второй и третьей - в ход шла исключительно родниковая вода. И лишь под самый занавес допускались травяные отвары. После всего этого, еще не прикоснувшись к мылу, кожа начинала поскрипывать от малейшего прикосновения, на деле доказывая, что первородная чистота - такая же правда, как первородный грех. Кульминация однако начиналась в конце, когда, прогревшись в последний раз, он приступал к обливанию. Без этого - бани себе Леонид не мыслил. Пять или шесть тазиков ледяной воды, медлительно выливаемые на грудь и спину, доводили до судорог, до нутряного трепета. Кожа натягивалась как на барабане, тело наполнялось молодым звоном, и просыпалось вздорное желание кувыркаться и бегать, может быть, даже летать. На какое-то время без всякой помощи уэлсовских машин он молодел и возвращался в детство. Если бы позволяли приличия, Леонид с удовольствием отправлялся бы домой нагишом. Организм требовал свежего воздуха и ветра, откровенно насмехаясь над холодом, над теми, кто кутал потные распаренные телеса в шерстяные одежки. Простуда после подобных процедур превращалась в нечто невозможное.

Имелись, впрочем, и свои минусы. Обоняние, которое удивительным образом обострялось, начинало доставлять хлопоты, ибо вместо хвойных ароматов носу предлагались городские миазмы. И конечно, приходилось облачаться в трикотаж, в джинсовую ткань, что отторгалось порозовевшей кожей, как немыслимое святотатство. Руками в парное молоко не лазят, а он лез, потому что лезли все и так было положено. Оттого не затянулось и нынешнее его "послебанное" блаженство. Машины проносящиеся мимо, обдавали смердящим дыханием, а попытка отдохнуть в ближайшем парке не увенчалась успехом. Присев на скамью в уютной аллейке, он тотчас уловил аромат близкого трупного разложения. Кошка, собака или человек - это было уже не столь важно. Блаженствовать по соседству с загубленной душой невозможно, и Леонид раздраженно поднялся. Рай не бывает вечным, и НЕЧТО вновь указующим перстом обращало его внимание на сугубо земное. К подобным вещам он тоже научился прислушиваться. Так и возникла идея навестить Клеста. Время приспело, Олег наверняка ждал от него весточки.