Шедевр

Я снова мельком взглянула на Кэтрин и провела невидимую линию в направлении ее взгляда. Он упирался в темноволосого молодого человека, одного из той пятерки. Трудно было сказать, сколько ему лет, я бы дала двадцать, но знаю, что Николь в основном имеет в своем кругу знакомых сверстников, пусть он и выглядит старше восемнадцати. Парень как раз рассказывал своим приятелям должно быть очень увлекательную историю, потому что все они дружно смеялись, не подозревая, что за ними наблюдают. Я облегченно вздохнула, что теперь все заняты своим делом, и моя персона на какое-то время оказалась в безопасности. Наши родители оживленно обсуждали важность светских мероприятий и сетовали, что устраиваются они не так часто, как того бы хотелось. Миссис Сильвейтор выражала свое почтение символичности театров, чаепития и загородных клубов крикета как олицетворению силы всей нации. Ее муж поддерживал это замечание более открытым текстом, что, мол, такие выходы в свет необходимы, чтобы поддерживать статус элиты общества. Перестанем посещать подобные мероприятия – и тут же потеряем вес в обществе. И в пример он привел ресторан, где мы раньше обедали семьями до того, как сменили его на Карангахапе. Тот ресторан находился на улице Доминион, еще совсем недавно очень оживленную, когда в 22-27-х годах здания стали расти как грибы английской осенью. И ресторан находился в здании Кейт, типичной архитектуры середины двадцатых – без излишеств на фасаде, но с обязательным козырьком или башенной надстройкой к фасаду крыши. Рядом с этим зданием располагался Банк Новой Зеландии, (который, по-моему, стоит там до сих пор), что, вероятно, и привело нас в тот ресторан. Но улица Доминион не смогла завоевать звания главной улицы Окленда, хотя и магазинов, салонов и кафе там было хоть отбавляй, и, следуя распорядкам классовых предпочтений, мы повернули свои головы к Карангахапе. Ну и что, что там кладбище, зато здание банка побольше. Деньги ведь, как утверждают, не пахнут.

Пока я хмуро рассуждала, я неожиданно почувствовала на себе чей-то взгляд. Невольно взглянув на шумную пятерку, я встретилась взглядами с Николь. Наши лица сперва не выражали никаких признаков, что мы знакомы, но так получилось просто по рассеянности – я все еще была поглощена размышлениями мистера Сильвейтора, а Николь вообще-то слушала своего собеседника, неосознанно посмотрев на меня. Когда мгновение спустя мы обе вернулись к окружающей реальности, я почувствовала, что теперь ее взгляд сфокусировался, и глаза выдали осознание моей личности. Ее губы едва дрогнули в улыбке, но тут ее собеседник хлопнул ладонью по столу в порыве хохота, и Николь невольно посмотрела на него.

Наши планы посещения театра ограничивались той же самой улицей, потому как представление было в Театре Меркурия, что находился буквально в нескольких кварталах от ресторана дальше по улице. Мы часто ходили туда с одноклассницами после занятий, правда не в театр, а в кино, которое стало показываться почти каждые будни. Помню, как в прошлом году осенью мы впервые увидели там говорящее кино, фильм «Уличный Ангел». Это было такое знаменательное событие, что описать трудно. Когда в марте я услышала по радио про этот фильм «с реальным голосом», который произвел настоящий фурор в столице, в Веллингтоне, я не поверила, что это правда. Я была уверена, что на самом деле озвучивание ролей проходит за кулисами или за экраном живыми людьми. Они, наверняка, прятались за ширмой, как я полагала, и, подсматривая за ходом фильма, проговаривали свои реплики в микрофон, чтобы было слышно всему залу. Мы все ждали, когда этот фильм придет к нам в Окленд. Буквально в первую неделю мы с моей лучшей подругой Сесиль отправились проверять достоверность новости и не остались разочарованными. Но когда дело касалось семейных посещений театра, то речь шла о нем и только о нем. Никакого кино. А может Ричард Гредберг уходит из театра, чтобы стать актером кино?