День проходит тихо и спокойно, в полном молчании. Даже змеи нигде нет, а ведь я уже успела мало-помалу привыкнуть к ее обществу. Занятий у меня все так же немного: творчество, прогулки, творчество. Но в какой-то момент становится тошно даже от писанины, и от внезапного приступа раздражения я чуть было не рву в клочья и эту тетрадь.
Входная дверь дома уже давным-давно открыта. Видимо, по прошествии какого-то времени Оскар к своему ужасу понял, что я никуда не собираюсь от него деваться, и стал давать мне такие вот намеки на уход. Но я благополучно пропускала их мимо ушей, глаз и прочих органов чувств, ни секунды не помышляя о побеге. Зато мест для прогулок у меня стало не в пример больше.
Роскошная лужайка перед домом и широкая дорожка, ведущая от ворот к парадному входу, сделала бы честь какому-нибудь Букингемскому дворцу, и, не устань я уже удивляться происходящему, непременно бы удивилась снова, что обладатель такого поместья проводит свое время столь странным образом. Хотя, кто я такая, чтобы обсуждать и обвинять человека, занимающегося любимым делом?
Голдвэйл-мэнор – именно такое гордое название носит имение Оскара, но мне оно по-прежнему ни о чем не говорит. Ни малейшего намека на то, где я могу находиться. В каком городе, в какой части страны, в той же самой ли стране я все еще нахожусь? Черт, я откровенно надеюсь, что я вообще где-нибудь на другом континенте, и меня тут точно не найдут. Не имеет смысла врать самой себе. Мне действительно слишком сильно понравилась моя нынешняя жизнь, чтобы все пошло прахом только лишь из-за того, что родители забеспокоятся по поводу моего длительного отсутствия дома.
***
Сердце верит одному,
И все, что даст любовь, я приму.
Лишь большой любовь может быть,
А маленькая – не любовь.
Так пусть добра она
И ласкова будет к нам.
Если ж злая суждена,
И ту я не отдам.
Про любовь я не могла
Слышать ни во сне, ни наяву.
Замолкают вдруг сестры,
Если близко подплыву.
Но знаю их секрет
Откуда-то я сама.
Будто звезд далеких свет
Прорвался сквозь туман.
Кто-то в темной глубине
«Ты помни, я приду», – шепчет мне.
Мне луч рассвета сказал это.
И радость, и беду я с надеждой жду.
Там в подлунной вышине
За волною гонится волна.
И плывет на каждой на волне,
Как цветок, своя луна.
Там встретиться должны
И мы в назначенный час.
Пусть жемчужный свет луны
Навеки свяжет нас.
Скоро должен он прийти.
Я слышу, он спешит, он в пути.
Мой луч рассвета, он здесь где-то.
И радость, и беду я с надеждой жду.
Я сижу на бортике фонтана, обнаруженного мною по пути к бассейну, и уже в третий раз подряд пою песню русалочки*, которую в последний раз слышала лет, наверное, двадцать назад. Кто бы мог подумать, что я ее запомню дословно, да еще и смогу спеть спустя такой промежуток времени! И это при условии, что аниме, в котором она звучала, как и саму сказку-первоисточник, я на дух не переношу. Как невзлюбила в детстве, так больше не пересматривала и не перечитывала.
Впрочем, стимул к вспоминанию полузабытого текста у меня есть, и немалый. В самом центре фонтана, в окружении статуй морских обитателей, занял свое место еще один шедевр Оскара. Та самая Русалочка. Очень красивая девушка с длинными русыми волосами и рыбьим хвостом вместо ног. Как ни странно, никакого декора в капсуле нет, но она настолько органично вписывается в фонтан, что он и не требуется.
Несправедливость. Суровая правда жизни, в которой случается так мало настоящих чудес. По крайней мере, для меня данное произведение Оскара символизирует именно это, не знаю, как для него самого. Он по-прежнему отказывается со мной разговаривать. Надо думать, все еще на меня сердится. Вот уж не думала, что он окажется настолько обидчивым! Слишком уж неуместным мне кажется это качество на фоне остальных. А может, я просто накручиваю себя, и на самом деле это всего лишь его очередная игра? Как бы то ни было, мне остается только ждать.
***
На следующий день мое настроение уже при всем желании нельзя назвать приподнятым. Мало того, что желудок неприятно ноет – я вчера так и не заставила себя взяться за готовку, – так я, к своему ужасу, обнаруживаю, что не могу толком связать и двух слов. Когда треклятое предложение не принимает нормального вида аж с двадцатой попытки, я откладываю это безнадежное занятие, не слишком при этом понимая, чем же мне, собственно, заниматься. Гулять я уже как-то устала, к тому же, без комментариев Оскара пропадает львиная доза удовольствия от этих прогулок. Да и раздумывать над его шедеврами в одиночку – не комильфо. Вот и выходит, что без него я, по сути, вообще ничего не могу. Даже вдохновение мое умерло в зародыше, а это уже вообще никуда не годится…