Шеф

– Ты еще бутылочку засоси, так сразу представишь, – сказал Олег и завел машину. Он напряженно думал о чем-то. Инга достала зеркальце.

– Что ты видишь? – спросил Олег.

– Проблеванную кобылу. Кстати, Олег, ты можешь нарисовать меня голой, верхом на лошади?

– Да.

– А где возьмем лошадь?

– Лошадь мне не нужна. Я ее и так нарисую.

Бледно-зеленое лицо Инги порозовело. Видимо, ее замысел нравился ей все больше. Заметив это, Олег сказал:

– Заедем в Трехпрудный? Это недалеко отсюда.

– А что там делать?

– Там живет мой дружок. Я к нему зайду на десять минут, а ты посидишь в машине.

– Дружок?

– Дружок.

– Ну, давай заедем.

Выполнив разворот из правого ряда, Олег поехал к концу Тверской. Движение было плотным, но без заторов.

– А какой породы будет лошадка? Пони?

– Какая пони? Должна быть большая лошадь!

– Договорились. Будет большая лошадь.

– Я принесу альбом с породами лошадей.

– Хорошо. Неси.

Промелькнула Пушкинская. На полпути между нею и Триумфальной Олег опять совершил довольно рискованный разворот. Дворами проехав с Тверской в Трехпрудный, он остановил форд во дворе дореволюционной пятиэтажки желтого цвета. Она имела восемь подъездов с певучими покосившимися дверьми и стесанными ступеньками. Более современных домов в переулке не было. Его сонная тишина отзывалась в сердце сладкой тоской по давно ушедшим десятилетиям. Солнце в дымке светило здесь как-то ласковей, чем везде. Грай местных ворон казался особенно выразительным. С бородатым дворником, подметавшим двор, хотелось разговориться. Впрочем, все это ощутила Инга, а не Олег, до крайности возбужденный каким-то замыслом. Заглушив мотор, он выскочил из машины, вбежал в подъезд, поднялся по гулкой лестнице на второй этаж и остановился перед одной из дверей. Тут его решимость начала таять. Искать звонок в полумраке было рискованно – пахло краской. Здесь всегда пахло краской, более или менее сильно. Какой-то редкой, давно уже не производящейся краской.

Прошлое забывается порой так, что ни взгляд, ни голос прежде любимого человека, ни обстановка, ни смерть, ни книги не пробивают стену забвения. А вот запах – другое дело. От столкновения с запахом летишь в прошлое кувырком, цепляясь за что попало и вырывая это все с корнем. Потому Олег и стоял целую минуту, опустив руки. Затем он все-таки постучал. Ему открыл парнишка лет двадцати пяти – небольшого роста, худой, взъерошенный. На нем был спортивный костюм. При виде Олега глаза парнишки едва не вылезли из орбит.

– Ого! Вот это сюрприз…

– Можно мне войти?

Парнишка посторонился. Олег вошел и, не рассчитав силу, так хлопнул дверью, что с потолка посыпалась штукатурка.

– Ой, извини.

Хозяин лишь улыбнулся и запер дверь. Он, видимо, только что возвратился из магазина – на табуретке в прихожей лежал набитый чем-то пакет. Его тщательно обнюхивал маленький черный пес. Он даже не повел бровью при появлении незнакомца, то есть Олега.

– Как дела, Ромка? – спросил Олег, протянув хозяину руку. Тот произнес, едва прикоснувшись к ней:

– Так себе. Ты по делу? Ах, да, конечно! Ну что за глупый вопрос я задал? Ты не по делу даже в окно не выглянешь, что тут уж говорить про приезд к кому-то. Пошли на кухню! Я пиво как раз купил.

Олег не стал возражать, хотя ему не хотелось идти на кухню. Он там курил, когда приходил сюда – то есть, проводил большую часть времени. Любопытный пес не последовал за своим хозяином и Олегом, хотя они унесли пакет. Сев на табуретку возле окна, Олег убедился, что все на кухне по-прежнему: табуретка слегка скрипит, линолеум – в дырах, потолок – в пятнах, стены – обшарпаны, кран течет, холодильник гудит, трясясь. Поставив на стол четыре бутылки Клинского и убрав пакет с оставшейся в нем буханкой в небольшой шкафчик, Ромка достал из другого шкафчика два стакана. Олег закуривал.

– Я не буду. Ты что, забыл? Я не люблю пиво.

– Точно, забыл. Так ведь за три года и не такое забудешь.

Ножиком сковырнув с одной из бутылок пробку, Ромка понюхал горлышко, сел, наполнил стакан и пригубил пену. Олег смотрел на него. Неужели прошло три года? Ромка ни капли не изменился. А он, Олег уже не был румяным и атлетичным парнем. Он стал дистрофиком с сединой на висках, морщинками возле рта и ополоумевшими глазами.

– Ромка, я не хотел общаться, так как ничем не мог бы тебе помочь, а ты – мне. Я все эти годы, как ты сам видишь, не устриц жрал на Мальдивах.

– У меня нет к тебе никаких претензий, – ответил Ромка, побарабанив пальцами по столу, – я, наоборот, благодарен тебе за то, что ты не показывался так долго.

– Так ты не рад меня видеть?

– Я дел с тобой иметь не хочу.

Упор был на слово «дел».

– Чем ты вообще занимаешься? – поинтересовался Олег.

– Играю в метро.

Олег совершенно не представлял, как перейти к теме, которая его интересовала. Ромка ему помог.

– А это твоя машина возле подъезда стоит?

– Нет, это машина моей подруги, – сказал Олег, – Ой, кстати, а как твоя?

– Что – моя?

– Подруга. Ну, эта, Верка?

Ромка долго молчал, глядя на Олега. Тот ждал ответа, кроша окурок о подоконник. Потом стал кашлять.

– Так вот зачем ты явился. Ну, хорошо. Я тебе отвечу. Мы с ней расстались.