Шефы тоже плачут

В тот же вечер я позвонила Орловскому, и мне даже удалось поговорить с ним в спокойном ключе. Заверив Андрея, что мне просто нужна пауза длиною в день-другой, я отключила сотовый, легла на постель ничком и разрыдалась. Какие к чёрту здравые мысли о том, что сказала мне Милена, если меня изнутри разрывает на тысячу кусочков? Как вообще можно трезво думать о своих чувствах к Орловскому, и о том, что станет с нами, если я соглашусь со всем, что сказала мне цапля? Равно как и если не соглашусь. Исход один - и как бы мне ни хотелось врать себе, что Милена неправа, сделать этого не получается.

Я могу растянуть свою агонию неизвестно на какое время. Пробыть рядом с Андреем год-два-три. И лишить его того, что у него могло бы быть, если бы он женился на Миле. Как я буду чувствовать себя, если украду у жизни эти несколько лет? Буду ли ненавидеть себя больше, чем это станет делать в итоге Орловский?

Мне просто не нужно было переходить черту. Необходимо было оставаться на тех позициях, где я пребывала два десятка лет своей жизни. Быть милым Пухляшом, знакомым Андрею с самого детства. И тогда всё было бы не настолько катастрофично, чем сейчас.

Я никогда не могла понять жертвенности со стороны человека по отношению к тому, кого он любил. Нет, речь не шла о том, чтобы броситься под танк с гранатой. Всё было куда более прозаичным. Отказаться от того, чего желал и о чём мечтал, чтобы любимый человек был счастлив. Раньше мне это казалось величайшей глупостью, сейчас же я понимала, что поступлю только так, а не иначе. Вот только собрать себя по кусочкам после этого вряд ли когда-нибудь удастся…

На следующий день впадаю в состояние прострации, когда хоровод мыслей настолько цикличен, что вводит в подобие транса. Они крутятся в голове одна за другой - все точно такие же, что и вчера. И завтра не будут ничем отличаться от сегодняшних. Я уже довела себя до предела и не могу ни за что ручаться. За себя - в первую очередь.

Набрав номер Орловского слышу три первых гудка, и голос в голове настойчиво говорит: «Положи трубку». Но я всё равно держу телефон у уха, пока Андрей не отвечает.

- Малыш… Слава богу. Ты в порядке?

В его словах - искренняя тревога, и мне становится почти стыдно за то, что пропала. И за то, что мне нужна была пауза. И втройне стыдно становится за решение, которое приняла.

- Да, - вру я ровным голосом. - Ты сможешь приехать?

- К тебе?

- А к кому ещё хочется?

- Ни к кому. Я приеду, только чуть позднее, хорошо?

- Хорошо, я буду ждать.

Прежде, чем он успеет сказать что-то ещё, отключаю связь и снова начинаю расхаживать по квартире. Прострация то исчезает, и тогда внутри начинает царапаться что-то противное и болезненное, то снова набегает волной, и мне кажется, что я справлюсь со всем. Вот только знаю, что когда увижу Орловского, от спокойствия не останется и следа. Если уж его не было, когда мы с Андреем не встречались, то сейчас не будет и подавно.

А вообще интересно, где он сейчас и что за дела у него такие, которые важнее девушки, пропавшей из его жизни на последние три дня? Видимо, снова Милена… Что ж, так даже лучше. Он воспримет моё решение без протестов и попыток выяснить отношения. И я смогу хотя бы надеяться на то, чтобы сохранить немного нервных клеток.

Орловский приехал ровно в тот момент, когда я успела довести себя до высшей точки кипения. Даже не помнила, была ли я хоть раз настолько злой. Всё потому, что проходили час за часом после нашего разговора, а Андрей всё не появлялся. А я ему не звонила - не хотела показаться надоедливой истеричкой.

- Прости, я вот только освободился, - проговорил он извиняющимся тоном, снимая в прихожей кроссовки. Подошёл ко мне, но когда потянулся для того, чтобы обнять, я отстранилась.

- Проходи в кухню, там будет удобно поговорить.

Он посмотрел на меня озадаченно, но расспрашивать ни о чём не стал. Просто прошёл, куда я ему указала, сел на стул и скрестил руки на груди. Будто заранее пытался защититься от того, что я собиралась ему сказать.

А я вдруг поняла, что растеряна. Настолько, что не знаю, с чего начать. Тщательно выверенные придуманные мною за несколько часов раздумий и одиночества фразы уже не кажутся мне настолько хорошими для того, чтобы выпалить их Орловскому, и на этом закончить наши с ним едва начавшиеся отношения.

- Тётя Таня сказала, что ты… практикуешься с Миленой, - выдохнула я едва слышно, когда молчание между нами слишком затянулось.

- Я знаю. Мне нужно было самому тебе сказать. Ты из-за этого злишься?

- Я?

- Да.

- С чего ты взял, что я злюсь?

- А разве нет?

На его губах появилась улыбка. Как будто он был разумным взрослым человеком, который принимал шалость ребёнка со снисходительностью. А я в его глазах и была тем самым ребёнком. Или истеричной дурой, которая на ровном месте планировала устроить скандал, а он собирался перетерпеть его и дальше всё делать по-своему.

- Да, ты прав. Я чертовски зла и я в бешенстве.

- Почему?

- Ты ещё спрашиваешь? Ты втайне от меня попросил Милену с тобой попрактиковаться в готовке, а когда я об этом узнала, делаешь покер-фейс. Это вообще нормально?