Шехерезада

— Похищена, — вымолвил Зилл, словно это было еще хуже.

— Похищена? — повторил горбун, нахмурился, всплеснул руками. — Ну и что? А мы тут при чем? — Кандалы с него сняли, кровь циркулировала быстрее.

— Вы были в том районе, — объяснил Зилл. Можете помочь.

— Чем?

Может, что-нибудь видели. Мы должны ее найти. Это наш долг.

— Ты бредишь, парень, — фыркнул Касым. — Нам другую рыбку надо ловить. Не думай, будто я неблагодарен и все такое, но как только найдем торговца кофой, сразу пойдем по реке в Басру.

— Тут, к сожалению, ты ошибаешься, — безжалостно объявил Зилл.

— Да? — прищурился Касым. — И что это значит?

Зилл нерешительно помедлил:

— Дело в аль-Джаллабе.

Касым почуял дурные вести:

— Что с ним?

— Его… больше нет.

Касым несколько секунд таращил на Зилла глаза, в которых в какой-то момент мелькнуло прозрение, но сразу же исчезло.

— Чушь, — с усилием выдавил он. — Чушь! Я с ним прошлым вечером должен был встретиться.

— Знаю и сожалею. Его…

Тут из-под окна послышалось громкое хрипение, и все, оглянувшись, увидели старого седовласого монаха с трясущейся нижней губой, который лихорадочно вытаскивал из песка костлявое тело.

Глядя на него, ибн-Шаак мысленно выругался. Только этого не хватало. Вчера вечером халиф специально приказал утром выпустить и доставить к нему монаха. Само заключение его в тюрьму вызвало скрытое неудовольствие, и теперь ибн-Шаак задумался: не предсказал ли тот кровавую бурю, последствия которой они сейчас расхлебывают? И еще что-то мычал про близкую опасность… Не стоит надеяться, что аль-Рашид при всей своей забывчивости в ту или иную минуту не вспомнит и соответственно не разъярится.

Монах, уже встав на ноги и опираясь на суковатый посох, непрерывно визжал.

— Пророчество! — захлебывался он, истерически бормоча, тряся цепью, глубоко сунув руку под рясу.

— Чего? — переспросил горбун.

Монах снова забормотал.

— Что он говорит?

— Семеро спасателей, — с готовностью перевел один из членов команды, почти мальчишка.

— Семеро! — выдавил монах, пустив длинные слюни. — Семеро!.. Вот они! — Требовательно глядя на ибн-Шаака, он ткнул кривым пальцем в команду. — Аль сабах!

— Что?

— Они… Вот эти!

— Кто? — Касым вопросительно посмотрел на Юсуфа.

— По-моему, он говорит, что спасатели — мы.

— Спасатели? — переспросил Касым. — Чьи?

— Семеро! — вопил монах. — Как написано!

Ибн-Шаак вытер пот со лба. Ситуация выходила из-под контроля. С одной стороны монах был явно сумасшедший, с другой — вряд ли стоило сомневаться в его правдивости, учитывая высказанные ранее пророчества, о которых команда ничего не знала.

— Должны знать! Они должны узнать! — В любом случае, как это ни странно, возможно, получен ответ, найден способ обращения предвидение в потенциальную возможность спасения царицы. Если тонко намекнуть в аль-Хульде на веление судьбы, на то, что все произошло по заранее предопределенному плану, ибн-Шаак получит полное отпущение, как ничтожная пешка в крупной игре. В конце концов, аль-Рашид всегда питал слабость к предсказаниям и пророчествам. А при его изменчивых настроениях любой шанс отвлечь его на пару дней, перебросить мостик над оврагом — подарок Аллаха. Риск, конечно, был велик, но в ближайшее время опасность не грозила ибн-Шааку. Надо было только подумать как следует и спокойно.

— Оставайтесь здесь, — приказал он и добавил стражникам: — Задержите их.

— Задержать? — недоверчиво переспросил горбун.

— Задержите их тут, — напряженно вымолвил ибн-Шаак. — Я скоро вернусь.

Горбун не верил собственным ушам.

— Ты же только что приказал нас выпустить!

Ибн-Шаак уже заперся в ближайшей уборной.

Глава 12

чнувшись почти за час, прежде чем открыть глаза, Шехерезада удивилась собственному хладнокровию и спокойствию. Вот уже двадцать лет перед ней лишь преклоняются, с насилием она сталкивалась исключительно на врачебных осмотрах, видела только гибель крестьянина, попавшего под колеса мчавшейся колесницы. Последнее, что четко запомнилось в бане, — насильно поднесенный к губам кубок, скрипнувший по коже кинжал, приставленный к горлу, отданный шепотом приказ пить снотворный напиток, теплый и солоноватый. В мерцавшем сквозь отверстие на потолке свете она разглядела рысью физиономию, запачканную сажей и копотью из котельной, почуяла запах крови, гашиша.