Шехерезада

— Мои люди все знают, — спокойно похвастался аль-Бариди.

— А какая сейчас обстановка в пустыне?

— Жара нестерпимая, — сообщил Асад ибн-Язид. — Разгар лета. Иссушающий ветер. Неопытный не выживет.

— Я имею в виду политический климат, — уточнил Гарун. — Как насчет бедуинов?

Бедуины, чистые арабы, в прошлом веке сыгравшие важную роль в мусульманских завоеваниях, давно уже считали себя свободными от всяких обязательств перед Аббасидами, видя в них слегка завуалированных персов.

— Очень плохо, — ответил Асад ибн-Язид, только чуточку преувеличив. — Племя тайи нападает на всех путешественников без разбору. Засыпают песком колодцы паломников — то есть еще не занесенные песчаными бурями, — атакуют ослабших, спекшихся на солнце, умирающих от жажды. А демон Калави из Шайбана, да проклянет его Аллах, по-прежнему царствует, наводя страх и ужас.

Калави, известный головорез-бедуин, за очень короткое время приобрел устрашающую репутацию. О нем мало что было известно. Шли слухи, будто молоком его выкормила сука шакала, ростом он вдвое выше любого мужчины, скрывается, натягивая на себя кожу убитых им жертв.

— Ты говоришь, жизнь этой семерки, если она отделится от охраняемого каравана, будет под постоянной угрозой?

— Подобное заключение неизбежно, — проскрипел Асад ибн-Язид.

Неожиданно раздался другой голос, неуверенный, но настойчивый.

— Но ведь… они избраны, — пробормотал царь Шахрияр. — Избраны?.. — вопросительно повторил он, как бы опасаясь, что семерку отставят и поручат миссию кому-нибудь другому.

— Я хочу сказать… — добавил он, не находя больше слов.

Ибн-Шаак поспешил на помощь.

— По-моему, столь профессиональные похитители не могли не принять во внимание возможность нападения бедуинов. И поэтому вряд ли направят курьеров в пустыню. Вполне возможно, они прячутся гораздо ближе к Багдаду, чем мы смеем предположить. На самом деле после первой встречи курьеров вполне могут направить дальше по дороге Дарб-Зубейда.

— Что все-таки опасно для малочисленной группы, — заметил Абдулла ибн-Хумейн.

— Перед Наджабом на краю пустыни находится регулярный армейский пост, — напомнил ибн-Шаак.

— А за ним истинный ад.

— Довольно! — воскликнул Гарун аль-Рашид. Возражения советников, не говоря уж об их относительной молодости — и Асад ибн-Язид, и Абдулла ибн-Хумейн заняли должности по наследству, от рождения обладая властью и авторитетом, — раздражали его. — Я вас сюда позвал не для споров. Фактически, как недвусмысленно указал царь Шахрияр, эти семеро заранее избраны высшей силой, над которой вы не властны и с которой я не смею спорить. В пророчестве, правда, двусмысленно говорится о способе освобождения царицы из плена. Точно не сказано, что ее выкупят, хотя о спасении сказано точно. Шестеро из семерых не вернутся. Может быть, похитители будут задержаны до передачи выкупа, может быть, нет. Но царица вернется живой. Меня это устраивает, остальное значения не имеет. Отложим все прочие соображения.

Начальник барида, военные советники вновь онемели.

— Впрочем, — вздохнул Гарун, — любую надежду дарует Аллах, поистине внушая удачные мысли в решении сего вопроса. Поэтому давайте для разнообразия вместе единодушно думать, дав волю фантазии. Ибо семерке требуются компетентные советы, а не сомнения в ее пригодности к делу. Чутких мужчин можно убить недоверием и непониманием.

— И не слишком чутких тоже, — инстинктивно шепнул Асад ибн-Язид, с плохо скрытым злорадством намекая на аль-Бармаки, что впоследствии его заставило в смятении сечь собственных рабов.

После долгих напряженных дебатов решили, что им лучше представиться официальными служащими — скажем, инспекторами, проверяющими колодцы и бочки с водой, которые Зубейда установила в пустыне, — что оправдывало их отличие от прочих шедших с караваном путников: одинаковые изары, отсутствие товара. Кроме того, им следовало незаметно влиться в караван, не возбуждая зависти и подозрений, не привлекая внимания преступников, поэтому всякую роскошь сочли излишней. Не имея на подготовку и полного дня, семерка металась по всему Багдаду. Сначала помылись в дворцовой бане, побрились, облачились в одежды; потом очутились в доме моделей, примеряя наряды и головные уборы торговцев; наконец, явились в арсенал Круглого города, выбирая самое современное оружие, не успевая обдумать пророчество, возразить, передумать, хоть что-нибудь в спешке сделать. Пока восторженно любовались легендарным мечом Самсамом сверкавшим перед ними, как индийское зеркало, к ним подошел незнакомый мужчина, который оказался Гаруном аль-Рашидом, хоть и не совсем Гаруном аль-Рашидом — халифом в платье сыровара, с физиономией игрока в даррат.

Ибн-Шаак его сразу узнал и поджался. Одобряя и приветствуя заинтересованность халифа в том или ином деле, личное его участие он приветствовал редко. Только открыто этого не показывал.

— Эй, иди своей дорогой, — буркнул начальник шурты, — у нас важное дело. Проваливай, пока не попал под арест.

— Знаешь, кто я такой? — радостно спросил мужчина.

— Нет, не знаю и знать не хочу.