Шекспир

В отношении семнадцати первых сонетов, побуждавших друга к браку и увековечиванию своего рода, заметим вместе с Фюзье и другими, что по забавному стечению обстоятельств они вполне могут подойти как к Саутхемптону, так и к Пембруку. Первый, вспоминается, отказался выполнить обещание семьи жениться на Елизавете Вез, внучке лорда-казначея Беркли, и навлек на себя баснословно высокую неустойку. Второй не захотел ни Елизаветы Кэри, дочери Джорджа Кэри, камергера, которую ему предложили в 1595 году, ни Бригитты Вез, другой внучки Беркли, которую ему навязывали в 1597 году. Следовательно, можно предположить, что графиня Саутхемптон считала важным заставить своего сына согласиться на этот брак или, скорее, нашла прекрасный способ попросить помощи у Уильяма Шекспира сделать это. Это могло быть до января 1595 года, когда Елизавета Вез вышла замуж за графа Дерби.

Теперь наше внимание нужно обратить на сэра Уильяма Харви (или Херви), который в январе 1599 года должен был стать третьим мужем графини Саутхемптон, чему Саутхемптон противился до такой степени, что Эссекс и лорд Генри Говард должны были вести переговоры между матерью и сыном, и назначенная на май 1598 года свадьба была отложена. Мы не верим, в отличие от Жана Фюзье, чтобы сэр Уильям Харви, который был «Mr W. H.» до 1630 года, когда он получил от Якова баронетство в Ирландии, уговаривал Шекспира принудить будущего пасынка взять жену. После свадьбы Елизаветы Веэ в январе 1595 года его брак с ней был уже невозможен. Зато хорошо видно, что Уильям Харви после смерти жеиы, графини Саутхемптон, в 1607 году мог иметь доступ к личным бумагам своего пасынка и мог желать скомпрометировать его в отместку за то, что тот противился браку с его матерью. Короче, Уильям Харви — солидный кандидат на идентичность с «Mr W. H.», подателем «Сонетов» книготорговцу Томасу Торпу. Это возможно в том случае, если считать Саутхемптона другом, которому Шекспир адресует сонеты, что нам кажется не вполне вероятным.

УИЛЬЯМ ГЕРБЕРТ, ГРАФ ПЕМБРУК

Однако не нужно пренебрегать кандидатурой Уильяма Герберта, который упоминался до сих пор только попутно, в связи с Саутхемптоном. Лучший адвокат Уильяма Герберта — Джон Довер Уильсон, написавший предисловие к изданию «Сонетов» (Кембридж, 1966). Прежде все го вопрос возраста заставляет Уильсона отказаться от Саутхемптона в пользу Пембрука. Родившийся в 1573 году Саутхемптон только на девять лет моложе Шекспира. Ему было больше тридцати лет, когда Шекспир в сонете 126 упоминает «своего» обожаемого малыша («my lovely boy»), говорит Уильсон. Уильяму Герберту было 17 лет, когда он прибыл ко двору. В отличие от других комментаторов, Уильсон полагает, что Шекспир начал писать сонеты в 1597–1598 годах, го есть с момента его возможной встречи с Гербертом в Лондоне, то есть так же в момент, когда, как считается, почти все сонеты были уже написаны. Отметим все же, что Уильям Герберт, родившийся в 1580 году, моложе Шекспира на шестнадцать лет.

С другой стороны, Уильсон опирается на портрет Уильяма Герберта, третьего графа Пембрука, представленный графом Кларендоном в его «Истории мятежа…» («The True Historical Narrative of the Rebellion and Civil Wars in England, 1702–1704»), Он стремится доказать, что исключительный человек, чей портрет дает Кларенс, мог и в самом деле быть в своей юности Фениксом, к которому привязался Шекспир. Вот что поведал Кларендон:

«…самый любимый и обожаемый из людей этой эпохи. Это был хорошо образованный человек с исключительными талантами, который умел элегантно вести беседу на любую тему, имея достаточно эрудиции и ума; веселого, приятного характера, благородного и великодушного нрава. Он владел большим состоянием. Многие годы он прожил вблизи двора, но не жил за счет него. Яков его скорее уважал, нежели любил или делал своим фаворитом… Его исключительно любили при дворе, потому что он никогда не стремился получить то, ради чего работали другие… Он сильно любил свою страну, а также религию и правопорядок, только они, по его мнению, могли поддержать ее. Он дружил с людьми таких же принципов… Однако память о нем не должна быть приукрашена в том смысле, что, как полагают, его добродетели не соседствовали с некоторыми пороками… Он отдавался удовольствию любого copra. Может быть, из-за своего характера или из-за невозможности найти удовольствие и успокоение у себя дома (он был очень несчастен, слишком дорогой ценой ему досталось состояние его жены — принесением в жертву собственной личности), он чрезмерно увлекался женщинами… Всему этому он отдавал все свое время и состояние. И те, кто удостаивался его доверия и дружбы, не могли не заметить, что его природная живость и сила духа начали ослабевать от такой беспорядочной жизни».