Шекспир

Так, что я жид. Да разве у жида нет глаз? Разве у жида нет рук, органов, членов тела, чувств, привязанностей, страстей? Разве не та же самая пища насыщает его, разве не то же оружие ранит его, разве он не подвержен тем. же недугам, разве не согревают и не студят его те же лето и зима, как и христианина? Если нас уколоть — разве у нас не идет кровь? Если нас пощекотать — разве мы не смеемся? Если нас отравить — разве мы не умираем? А если нас оскорбляют — разве мы не должны мстить? Если мы во всем похожи на вас, то мы хотим походить и в этом. Если жид обидит христианина, что тому внушает его смирение? Месть! Если христианин обидит жида, каково должно быть его терпение по христианскому примеру? Тоже месть! Вы нас учите гнусности, — и я ее исполню. Уж поверьте, что я превзойду своих учителей!

(III, 1, пер. Т. Щепкиной-Куперник)

Обычно, когда цитируют, укорачивают речь Шейлока. Ее нужно читать до конца, то есть до его объявления войны христианам, которые его оскорбляют и унижают. Именно здесь персонаж проявляет отсутствие чувства меры и впадает в мономанию хорошо известного типа мстителя за причиненные убытки, распространенного в театре эпохи английского Возрождения. Но не из этого ли материала делаются комедии?

Небо проясняется над Бельмонтом, когда Бассанио находит нужный ларец. С этого момента мрачные краски сменяются светлыми, чтобы комедия получила счастливый конец, определяющий жанр. Только еврей теряет все.

Трагические события, отметившие XX век и радикализовавшие антисемитизм, ощутимо исказили восприятие этой части интриги. Вынужденное обращение Шейлока в христианскую веру часто играется как акт изощренной жестокости христиан. Однако нужно вспомнить, что этот акт отмечает границу между антисемитизмом, который хочет сделать добро еврею, стремясь любой ценой обратить его в христианство, и антисемитизмом, исходящим из нацистской доктрины, для которой единственный выход в полном истреблении евреев.

Еврейское сообщество (от 16 000 до 17 000 человек) было выдворено из Англии в 1290 году, но их деловые качества, их международные связи, полезные для политики, их способности в музыке и медицине делают их нужными, и они живут в Англии, несмотря на эдикт о выдворении. Антисемитизм все еще витает в воздухе того времени. Доктор Родриго Лопес, португальский еврей и врач Елизаветы 7 июня 1594 года был казнен, обвиненный в желании отравить королеву. Сглаживая некоторые углы, Шекспир вовсю эксплуатирует в своей пьесе тему, затрагивающую и умы и души того времени.

Примирение, восстановление, уничтожение угроз, давящих на мир, — все это является развязкой в шекспировских комедиях… Структура этой пьесы показательна с этой точки зрения. Бассанио и Грациано добиваются своих жен в середине спектакля (III, 2). Но остается еще разрешить дело между Шейлоком и Антонио. Запись в Указателе книготорговцев от 22 июля 1598 года гласит: «Книга о «Венецианском купце» или названная по-другому «Венецианский еврей». Именно Шейлока стремятся играть актеры, несмотря на то, что роль не самая длинная и с самого начала пьесы видно, что поставлена проблема первенства одной интриги над другой.

Если речь идет о рассмотрении дидактической стороны пьесы, раз хорошие авторы подчеркивают, что комедия должна изменять нравы смехом, польза на первый взгляд невелика.

«МНОГО ШУМА ИЗ НИЧЕГО»

В пьесе «Много шума из ничего» второстепенная интрига — путь к любви и браку настроенных друг против друга Беатриче и Бенедикта — превышает по насыщенности и занимательности главную интригу Впрочем, в Беатриче и Бенедикте пьеса находит альтернативное название ироничному и разочаровывающему выражению, которое ей служит названием основным и провокационным. Но на этот раз именно второстепенная интрига снабжает дивертисмент тем, что обычно ждут от комедии, в то время как основная интрига несет в себе сильную трагическую виртуальность и получает, как приложение, один из самых красивых фарсов из всего шекспировского драматического творчества. Впрочем, именно этот фарс спасает комедию. Беатриче и Бенедикт являются прежде всего парой с противоположными характерами. Они все время спорят.