Ребята зашарили по карманам, начали выкладывать всякую мелочь. Шурик выложил целых три рубля. Стасик молча отодвинул их в сторону и пересчитал остальные. Даже с деньгами Алексея Палыча выходила весьма смехотворная сумма.
Именно в этот момент Алексей Палыч с трудом преодолел пик искушения: ему захотелось сунуть руку в карман, выложить деньги и сказать, что он пошутил; сдержался он с большим трудом. В мимолётном взгляде Бориса ему снова почудился какой-то укор. Но уж Борис-то должен был понимать…
– Значит, всё, – сказал Стасик.
И ни слова упрёка…
– Я пойду, попробую поискать… – пробормотал Алексей Палыч и поспешно вышел наружу. Он больше уже не в силах был смотреть ребятам в глаза. И если настоящему вору краденое карман не жжёт, то Алексей Палыч явственно ощущал, что левый его карман наполнен чем-то очень горячим.
Борис выскочил вслед за ним.
Алексей Палыч бесцельно бродил по двору, даже не пытаясь делать вид, будто что-то ищет. За ним по пятам следовал соскучившийся за ночь Веник. Он забежал вперёд, полаял на Алексея Палыча, приглашая его поиграть, но этот хозяин почему-то не хотел ни бегать, ни бросать веточки, ни разговаривать.
– Деньги у вас? – спросил Борис.
– Ну конечно. Просто мне жалко было вчера тебя будить. А как ты догадался?
– Тут и догадываться не надо. Пиджак-то у вас был мокрый вчера… Карман обтянуло прямоугольничком, так этот прямоугольничек и сейчас остался.
– Ты меня осуждаешь?
– Не в этом дело, – сказал Борис. – Я просто подумал: а может, пускай они идут дальше? Зачем мы им будем поход портить? Вроде у них всё нормально. А мы вернёмся.
– Зачем тогда мы с ними пошли?
– Что пошли – правильно. Вернёмся – тоже правильно.
– Ты знаешь, Боря, ещё пять минут назад я мог сказать, что пошутил. Сейчас это невозможно. Моё самолюбие в расчёт можно не принимать. Но сама Лена хочет во что бы то ни стало вернуться. Я пока не понимаю почему… но… её-то слово – закон.
– Ладно, – согласился Борис. – Я разве против. Меня уже дома, наверное, с собаками ищут. Я уже убегал один раз дня на три… Помните? Я вам говорил… К бабушке. Это когда телевизор стал чинить… Только тогда они знали, куда я убежал.
– Сколько тебе тогда было лет?
– Лет уже много. Девять или десять…
– Да, я помню, – сказал Алексей Палыч. – Телевизор новый купили?
– Нормально. А вот сейчас – не знаю… Отец, он ничего… А мама – даже страшно становится.
– Я помню, Лена сказала, что искать тебя не будут. Кроме того, я послал телеграмму…
– Вы ей больше верьте, – хмыкнул Борис. – Вас и самих уже ищут, наверное.
– Да, – вздохнул Алексей Палыч, – это моя ошибка. Нужно было настоять, чтобы ты вернулся с конечной станции.
Когда заговорщики возвратились в дом, там, видно, только что закончился какой-то спор. Наверное, как понял Алексей Палыч, за это время родились новые варианты. Войдя, они услышали последнюю реплику Лены:
– Тогда вы пойдёте без меня.
– И пойдём! – ответил Шурик, но на этот раз ему не удалось проломить стену.
– Заткнись! – сказал Стасик. – Тебя не спрашивают. Тебя никогда вообще не будут спрашивать. Елена Дмитриевна, вы серьёзно?
– Стасик, – сказала Лена, и, кроме твёрдости, в её голосе Алексей Палыч ощутил сочувствие, – вы все понимаете, что у нас нет другого выхода. Я знаю, что вам не хочется возвращаться… вы столько готовились… Ну, сходите в будущем году.
– С вами? – спросил Шурик.
– Заткнись, – сказал Стасик. – А в этом не выйдет?
– Вернёмся – посмотрим.
– Когда моя мама говорит «посмотрим», это значит, что всё будет завтра, – сказала Марина.
– А когда мой отец так говорит, то это значит, что никогда не будет, – откликнулся Шурик.
И тут послышался тихий голос Чижика.
– Ребята, – сказал он, – а д-денег н-на б-билеты у-у нас х-хватит?
И всем сразу стало ясно, что разговоры, и споры, и разные предложения были не более чем бесполезной вибрацией голосовых связок. Чижик поставил точку. Алексею Палычу вдруг пришла в голову совершенно абсурдная идея: а может быть, это не так уж плохо для человека, если он слегка заикается? Таких людей часто пытаются вылечить тем, что заставляют их произносить слова нараспев. Но ещё неизвестно, что лучше – человек, распевающий свои недозрелые мысли, или такой вот Чижик, который сто раз подумает, прежде чем высказаться. За дни похода Алексей Палыч убедился, что только Чижик советовал всегда кратко и всегда точно. Он долго обдумывал, но зато потом говорил всё в нескольких словах, и слова его были весомы.
«Заикание речи, – подумал Алексей Палыч, – это чепуха по сравнению с заиканием мысли».
Чижик и раньше нравился Алексею Палычу больше других, но только сейчас он это осознал полностью.
Чижик всё и решил, ничего как будто бы не решая.
– Валентина, посчитай теперь ты, – сказал Стасик сурово, и это означало, что всё уже кончено.
– Я не знаю, сколько стоит билет на автобус, – сказала Валентина, и это в свою очередь означало, что Валентина сдалась окончательно.