Шёл разведчик по войне

 Мама работала на трикотажной фабрике. Но что она там делала, Миша толком не знал, вроде бы пар регулировала. О её работе дома почти не говорили. Ходила туда, потому что надо ходить на работу. А жила семьёй и домом. Она умела и любила вязать, и на спицах, и крючком. И вся их комната была в подзорчиках, салфеточках, накидочках. И у папы и у Миши всегда были вязанные свитера, шарфы, рукавички.

 И ещё папа называл маму «наша вкусноделательница». Наверное потому что мама вкусно готовила, и потому что в очень редких случаях готовила просто еду, но всегда «делала что- нибудь вкусненькое». И мужчинам своим, даже самые обычные носки, не просто покупала, но дарила. В свою очередь, если папа, даже по её просьбе, покупал с получки сковородку, а Миша лобзиком выпиливал из листа фанеры подставку под ту сковородку, мама знакомым хвалилась.

 - Ваня мне сковородку подарил. А Мишутка подарил для сковородки подставку.

 Иногда папа подшучивал над ней.

 - Аннушка, я тебе подарок принёс, — и клал на стол кусок говядины.

 - Вот спасибо, — радовалась мама. — Сейчас я вам что–нибудь вкусненькое сделаю.

 Резала говядину на пластики, обязательно поперёк волокон, укладывала слоями в глубокую сковородку, сверху обкладывала кольцами лука, посыпала тёртым сыром, поливала майонезом и ставила в духовку. Достав готовое кушанье, показывала аппетитную золотистую корочку и накладывала в тарелки.

 - Ну, пробуйте, как получилось.

 А получалось очень и очень вкусненько.

 Но вот шить мама не любила. Порвавшееся штопала, а новых вещей сама никогда не шила, хотя была у них швейная машинка.

 - На руках не шитьё, а на машине шумно очень, всю голову продолбишь, пока что–нибудь сошьёшь. Лучше я Марине свитерок или джемперок свяжу, а она мне юбчонку или платьишко сошьёт.

 Тётя Марина — мамина подруга. Раньше они вместе работали, а потом тётя Марина с фабрики уволилась и перешла, из–за жилья, работать в домоуправление в Дзержинский район, на благоустройство территории. А сейчас работает сантехником в аварийной службе. В сантехники перешла когда война началась и все мужчины ушли на фронт.

 Миша не любил, когда мамы не было дома. Ему всегда хотелось пусть самого незначительного подтверждения её существования и её присутствия, стул ли под ней скрипнет, или она на кухне посудой звякнет. Когда мама рядом и на душе веселей.

 А с папой иначе. С ним не было весело, но с ним было уверенно и покойно. Даже если он не рядом, а на работе. Папа есть, значит будет всё и всё будет хорошо.

 

 Наутро, прислушиваясь к разговорам обозников, Миша понял, что немцы, в последнее время, стали особенно нервными и подозрительными. По мнению крестьян, ждали наступления Красной Армии. Постепенно стала понятной и причина подавленного настроения: немцы готовились к обороне, а их, русских людей теперь заставят возить боеприпасы к передовой и строить укрепления. А куда денешься? На извоз брали только из семей и зачитали приказ: за плохую работу или побег будут расстреляны и саботажники и их семьи. И расстреляют, не пустые то обещания. При каждом рейдировании, на каждом маршруте видел Миша зверства оккупантов. Расстрелянные по оврагам и повешенные на площадях и улицах не смирившиеся с оккупантами патриоты и их семьи, от малого до престарелого. Разрушенные города, сожжённые деревни, колонны их жителей, гонимые на рабство в Германию. Эшелоны вывозимого продовольствия и промышленного оборудования. Не напрасно говорили: «Фашистский вор на грабёж и разбой скор».

 Где–то он читал, дословно уже не помнит, но суть тех слов такова: Если ты не пойдёшь воевать за свою страну, то на твоей совести будут смерть и плен твоих соотечественников, которых ты мог защитить и не защитил.

 Конечно, возраст у него ещё не солдатский. Но разве мало взрослых отказалось от брони и ребят, которые приписали годы к своему возрасту и пошли если не в армию, то в ополчение. И в партизанских отрядах немало ребят его сверстников, в том числе и разведчиков. А он чем хуже? Или фашисты ему мало зла принесли? Или он не ленинградец? А почти у всех ленинградцев была внутренняя установка: «Вы нас не возьмёте. Назло вам, подлюки фашистские, выживем. И с вас, гадов, с живых не слезем. Живыми вы от Ленинграда не уйдёте. Ни один».

 Значит и ему ходить по немецким тылам, искать их уязвимые места, чтобы ни один фашист не ушёл живым с нашей земли.

 

 Поутру пути их расходились и после завтрака, не дожидаясь обоза Миша стал собираться в путь.

 Отошёл в сторонку, легонько стукнул лыжи полозьями друг о друга, задержавшиеся снежинки смахнул варежкой. Возле остановились два парня лет пятнадцати, один среднего роста с остреньким личиком и проворными немного раскосыми глазами, несколько походивший на лисичку, сказал товарищу, высокому, с насупленными, сросшимися в одну линию чёрными бровями.

 - Слышал сейчас полицаи между собой говорили. В Рямзино будем возить боеприпасы.

 - Значит, не к самой передовой…