Шёл разведчик по войне

 - Расскажи–ка мне обязанности часового, — потребовал унтер–офицер. — И особенно подробно изложи тот раздел, где написано как часовой Петри Туокко должен целоваться на посту с Кюлликки Харьянен.

 - Когда?.. — Солдат смутился и оттягивал неприятную часть разговора.

 - Вчера вечером.

 - Мы не целовались, мы рядом стояли.

 Солдаты рассмеялись и Йорма фыркнул.

 - Только и всего? На посту!

 - Пришла… Как прогонишь? Не винтовку же на девушку поднимать…

 - Йорма, я б такую тоже не смог прогнать, — вступился за товарища Пуссинен. — И фигуркой ладная, и личиком пригожа, и попка кругленькая.

 - Что вы к парню пристали? — Набросилась на них Хилма. — Посмотрите, совсем в краску вогнали!

 - Ты, Хилма, в солдатские дела не встревай, — урезонил её Йорма. — Тут не шутки, тут война. И до передовой, если пораньше встать и хорошо идти, к вечеру на лыжах добежать можно. А партизаны и русские диверсанты ещё не перевелись. Заговорятся и обоим по ножу в спину.

 - Господи, помилуй! — Испугалась Хилма.

 - А потом и нас, сонных, как хорь курей передавят. Так вот, Петри, чтоб от греха подальше, будешь на посту вместо Пуссинена, с четырёх до семи, а Пуссинен с часу до четырёх. А если ещё хоть раз ты на посту с кем–то «рядом стоять» будешь, посажу в личное время под арест. В нужник. С винтовкой. И когда кто–то из нас будет туда заходить по нужде, ты будешь стоять рядом и делать винтовкой «на–караул». Понял?

 - Понял.

 - Да ещё отцу Кюлликки скажу. А он человек суровый и разговор у него короткий. После такого разговора её круглая попка, цветом станет как спелая клюква.

 - Не надо, — попросил солдат.

 - Не надо… Тогда служи, как полагается.

 «Две смены с десяти вечера, то есть, с двадцати двух до четырёх ночи и одна с четырёх до семи утра. Получается, ночью часовые стоят на посту по три часа. А днём… Смена, предположительно, в тринадцать. И по шесть часов… Тринадцать минус шесть — семь, в семь унтер сказал, начало рабочего дня, а тринадцать плюс шесть — девятнадцать, а от девятнадцати до двадцати двух — три часа. Значит, в течение суток смена караула: в семь, в тринадцать, девятнадцать, двадцать два, час, четыре и опять в семь. Сутки замкнулись, — проанализировал Микко. — А через два–три дня, когда ещё двое вернутся с рыбалки, днём так и останется, а ночью в девятнадцать, двадцать один… и так далее до семи утра. Всё».

 

 И грибную похлёбку, и щуку тушёную в молоке солдаты ели не торопясь, но увесисто, как привычные к нелегкому труду крестьяне делают свою работу. И даже в форме, они больше походили на крестьянское хозяйство или на артель мастеровых, чем на военных солдат.

 На Микко за столом особого внимания не обращали, но как бы сама собой, грибная похлёбка в его миске оказалась погуще и молоком сдобрена побелей. Куски щуки ему выбрали самые лакомые и столько положили, что в миску едва поместились. Но и в отвыкший от обильной еды желудок мальчика они не помещались. И нельзя есть всю еду сразу, этому правилу блокада научила. Кто не делил свой дневной паёк на порции и не растягивал на весь день, тот долго не жил. А если съел за один раз, да ещё впопыхах, да пуще того, прячась от других — дней его жизни осталось меньше, чем пальцев на руках.

 Микко отломил один небольшой кусочек, прожевал, проглотил.

 - Почему не ешь? Не вкусно? — Удивилась Хилма.

 - Не помещается, — виновато улыбнулся. — А Вы, тётя Хилма? — Микко заметил что сама Хилма к столу не садится.

 - Я дома поем.

 - Хилма постится, пост сейчас Рождественский, — пояснил Йорма. — Это мы грешные постов не соблюдаем.

 - Какой солдату пост? — Удивилась Хилма. — У солдата и без постов жизнь постная.

 К концу трапезы поспели тушёные в сметане картофельные оладьи. Хилма переложила весь урожай дерунов в миску Микко и посетовала

 - Яичко б в деруны вбить, вкуснее были, да куры сейчас не несутся.

 Микко попытался было поделить лакомство на всех, Солдаты отказались, а Хилма даже обиделась за своих подопечных

 - Они у меня голодные не сидят, — и наклонившись, шёпотом, но чтоб слышали все, добавила. - Я им к Рождеству, у себя дома, бражки поставила. Как же мужикам на Рождество не выпить? Грех, — и в голос удивилась. — Что, и деруны не помещаются?

 - Не помещаются.

 - Ладно, я тебе с собой заверну. И рыбу, и деруны. А меня ты, всё–таки, послушай. Напиши письмо дяде своему, полковнику. Слышишь что говорю? Обязательно напиши.

 - Напишу, — Микко согласно кивнул.

 Пообедав, солдаты разбрелись по комнатам немного отдохнуть до конца перерыва.

 - Микко, родные братья, сестры у тебя есть? — Поинтересовался Йорма.

 - Нет. Я один у родителей.