Шёл разведчик по войне

 И ещё Владимир Семёнович придумал как взорвать немецкий минный склад. В заросшую травой канаву у обочины дороги невдалеке от того склада подбросили немецкую противотанковую мину. Миша «нечаянно» обнаружив мину сказал про неё полицаю. Полицай, как и полагается, доложил в комендатуру. Прибыли на место немецкие сапёры, выкрутили взрыватель, а мину — чего ж добру пропадать — отнесли на склад. В ту же ночь, ближе к утру, склад взлетел на воздух. Хитрость придуманная Владимиром Семёновичем и исполненная взрывотехниками разведуправления состояла в следующем — после того как выкручивали наружный нажимной взрыватель, запускался химический взрыватель замедленного действия встроенный внутрь мины. Сначала ту мину хотели просто подбросить на дорогу, чтоб её нашли немцы, но тут не было полной гарантии, что найдут её нужные немцы и отнесут на склад, могли подобрать солдаты других проходящих мимо частей. И было решено, что мину «найдёт» Миша и покажет находку полицаю. Что было исполнено и мина взорвалась в нужном месте и в нужное время.

 А ещё… Ну, если все хитрости и изобретения Владимира Семёновича вспоминать, то целая книга получится.

 А что, может быть это идея? Написать после войны книгу про Валерия Борисовича и про Владимира Семёновича, и как сам он в разведку ходил, и про Илюху, и про Сашку и про других ребят, которые не без дела во вражьем тылу находятся.

 Множество бездомных бродяжек, и своих сверстников, и постарше, и моложе повстречал Миша за полтора года скитаний по вражеским тылам. Но сколько из них были действительно неприкаянные, а сколько работали в разведке под этим прикрытием, он не ведал. Лишь одного или двоих из всех встреченных с большей или меньшей уверенностью он мог определить как разведчиков. Хотя присматривался постоянно. Поначалу из любопытства, хоть и не сказать пацану, но почувствовать в своем сердце — «мы с тобой одной крови, ты и я». А со временем необходимость присматриваться к людям, анализировать их слова и поступки стала составной частью его натуры — от этого, в немалой степени, зависела его личная безопасность и успех дела, которое он исполнял.

 Но нет, нельзя. Работа разведки дело тайное и всем про неё знать не полагается. Про разведку должны знать только разведчики.

 

 Попил у тёти Марины «бульону», слегка подсоленной воды, с сухариком из торбы.

 У тёти Марины за последнее время добавилась ещё одна скорбная складка на верхней губе. Недавно погиб её племянник, Стёпа Рубаненко, он был всего двумя годами старше Миши. Отличный спортсмен, уже в шестом классе стал чемпионом школы по прыжкам в длину. Отец его, милиционер, в первую блокадную зиму умер на посту от голода. Получил оружие и ушёл охранять Тучков мост. Когда, в скором времени пришёл проверяющий, он уже был мёртв, умер от дистрофии сердца.

 Степан, оставшись один — мать умерла ещё до войны, можно сказать, сменил отца на боевом посту — пошёл помогать участковому.

 Дел хватало и Степану и другим мальчишкам, помогавшим милиции. Во время авианалётов в тёмное время суток помогали выявлять вражеских сигнальщиков, наводивших ракетами фашистские самолёты на военные и оборонные объекты. Стояли в оцеплении, когда враг сбрасывал бомбы замедленного действия, и вокруг очагов поражения в результате артобстрелов и бомбёжек, чтоб нечистые на руку люди не расхитили имущество проживавших в этом доме, а прохожие не попали под возможное обрушение стен и перекрытий. Помогали убирать трупы с улиц и охранять водоёмы, откуда ленинградцы брали воду на питьё и пищу — туда вражеские лазутчики могли подсыпать отраву. Выявлять умерших на участке. Случалось, работники домохозяйств проводили по документам мёртвых как живых, а продовольственные карточки присваивали. Помогали разыскивать документы умерших, в первую очередь паспорта, чтобы ими не воспользовался враг. А однажды Стёпа помог участковому доставить, довезти на саночках в отделение милиции задержанного, ослабевшего и отчаявшегося от голода воришку, пойманного в чужой квартире.

 Следили за светомаскировкой и вели среди жильцов разъяснительную работу о мерах противопожарной безопасности.

 Увы, но от неосторожного обращения с огнём, пожаров в блокадном Ленинграде случалось гораздо больше, чем от вражеских зажигалок. И от халатности, и от неумения, и от беспомощности. Огонь разводили и в буржуйках, и на листах железа или на кирпичах, кто на чём приспосабливался. От таких очагов сухой паркет, выдержанная древесина мебели и одежда вспыхивали легко и быстро. У обессилевших от голода людей, порой не хватало сил не только загасить огонь, но и на голос, позвать на помощь не могли. Погибали в огне сами, с ними выгорали квартиры и этажи, а случалось и полностью дома.