Шелест сорняков

Девушка смущённо улыбнулась и согласно кивнула. Хэмри не хотелось обманывать отца, но, если посудить, он и не обманул, потому как ничего ему и не сказал. Сидни распахнула дверь, и Хэмри углядел повозку с запряжённой в неё стреноженной лошадью. Она стояла прямо возле дощатого настила перед входом в лавку, где Хэмри не упускал случая выкурить трубочку-другую, устроившись поудобнее на стуле. Он любил смотреть на снующих мимо горожан и горожанок, и тоскливое время пролетало незаметно. Хэмри сочувствовал тем, кто вынужден день ото дня зарабатывать себе на пропитание. В Вереске не было иной работёнки, кроме как ловить рыбу да выпалывать бесчисленный вереск, торчащий откуда придётся. А на рыбной ловле сильно не разживёшься. В удачную неделю заработок составлял приблизительно пятнадцать медных ойтов. В неудачную, во время никудышного клёва, рыбаки обходились десятью. Таких деньжат еле-еле хватало, чтобы сводить концы с концами. И это при том, что в Вереске цены выставлялись куда более щадящие, чем в остальном Таргерте. Хэмри был несказанно благодарен отцу за то, что ему не приходится горбатиться на какой-нибудь там лесопилке. Ему не нравилось покидать лавку надолго, он очень привязался к ней. Но любопытство всё же заставило его провернуть ключ в замочной скважине и с неохотой засунуть его в карман.

Глава 6. Благодарности благодарностями

Увядающие некогда роскошные цветы лаванды поблекли и больше не благоухали, как прежде. Трава пожелтела, погрязла в зарослях кроличьего сорняка, возвышающихся над кустами смородины. Приют Гилджу больше не казался таким приветливым. За десятки лет черепица местами облезла и раскрошилась. Стены заросли мхом и лишайником, от них веяло плесенью и влагой, но не той душистой влагой, что некогда стояла над рекой за особняком, а сыростью.

Многие уже и не пытались сражаться с проклятой болезнью. И жители Двуозёрья, промозглого Ксоота и жаркого Дьюка, те из них, чья кровь светлела, чья радость превращалась в раздражение и хладнокровие, более не искали пристанище, лишь уединение и смерть. Сыростные доживали свои дни в хибарах, построенных из необтёсанных балок и досок. Дверные проёмы и окна завешивали тряпками, пропитанными лечебными отварами. Лекари и знахари убеждали народ в том, что запах, исходящий от мокрых тканей, ослабляет боль умирающих. Хотя, скорее, они просто боялись тусклых сырых взглядов и хотели оградиться от них. Некоторые сыростные кончали с собой. Детей перестали отпускать к городским озёрам, в которых всё чаще находили утопленников. Те, чьи родственники заболевали, уже не заходили в их дома, опасаясь увидеть картину неумелого самоубийства – спальню и гостиную, залитую белой кровью, умирающего в конвульсиях хозяина. Не у всех получалось умертвить себя быстро, а повторные попытки выглядели страшнее предыдущих. Те, что не опасались заражённых, привязывали их к кроватям, дабы сохранить им жизнь, не облегчая, правда, страдания умирающим. Сырость была куда болезненнее, чем любой человек мог предположить, и всякая смерть казалась спасением.

Тьюкс проснулся оттого, что его поясницу пронзила неявная гадкая боль. Такая боль, которая скорее додумывается, нежели ощущается. Рана, нанесённая ему предводителем вайчеров, мало-помалу заживала, но медленнее, чем хотелось бы. Он по-прежнему не вставал с постели, измученный бессонными ночами. Спать ему приходилось на боку или животе. С месяц назад Ротерби и Тнайт приволокли его в приют Гилджу – ближайшее пристанище в Двуозёрье, где ему могли оказать помощь. Хозяйка приюта Ленора, нестарая женщина с пробивающейся сединой в чёрных волосах, встретила гостей радушно и расторопно. Она позвала свою дочь Ренни, высокую прелестную девицу с блекло-светлыми взъерошенными волосами и ворчливой манерой говорить. Та расстелила для Тьюкса кровать на первом этаже особняка у окошка, выходившего на реку, чтобы журчание воды убаюкивало гостя по ночам и притупляло боль. Поначалу Тнайт относился к Ренни настороженно, но вишнёвый отшельник вскоре уверил его в том, что приют Гилджу – последнее место, где от хозяев стоит ждать дурного. Убедившись, что Тьюкс идёт на поправку, они покинули Двуозёрье, оставив, по всей видимости, уже разжалованного специалиста по выродкам в заботливых руках Ренни и Леноры. Почти всё время, проведённое в приюте Гилджу, Тьюкс бредил. Только на исходе четвёртой недели он смог перекинуться с Ленорой словцом-другим, но после потерял сознание и проспал до следующего дня.