Шелестят паруса кораблей

Тёскэ оказался живым и способным учеником. Он сидел у русских с утра до вечера. Он был доброжелателен, и так как одновременно служил секретарем у губернатора, то это было пленникам на пользу. Но была и другая сторона дела. Тёскэ был чрезвычайно любопытен и во всем добивался точного смысла. А это во многих случаях создавало досадные трудности.

Принес он китайские изображения Кантона. Над зданиями европейских факторий развевались колониальные флаги. Русского не было. Почему? Почему в России простые люди могут иметь такое же имя, как у наследника престола? Японцев это повергало в величайшее изумление. Почему на российском корабле «Надежда» был кормовой военный флаг и, кроме того, имелись флаги различных других держав? И так без конца. А время шло, неделя за неделей, месяц за месяцем.

Но вот Тёскэ пришел с важной новостью: из столицы прибыло решение, не согласное с мнением губернатора.

— Распечатав пакет, буниос даже уронил его от огорчения, — рассказывал Тёскэ. — Если поведение ваше не будет хорошим, губернатору предписывается вновь запереть вас в тюрьму.

Это известие окончательно сразило пленников. Надежда на скорое освобождение рухнула. И у Головнина сложилось решение бежать...

«ДИАНА» ВНОВЬ ИДЕТ НА КУНАШИР

Летом 1812 года «Диана» и маленький бриг «Зотик» вышли из Охотска к Курильским островам. В августе суда вошли в «Бухту Измены».

Рикорд с волнением осматривал в трубу хорошо запомнившийся пейзаж. Все так же возвышалось укрепление, ставшее ловушкой для Головнина и его спутников.

Еще в пути Рикорд заготовил письмо главному начальнику острова Кунашир. В нем он напоминал о том, каким недостойным, обманным путем был пленен командир «Дианы» капитан-лейтенант Головнин и с ним мичман Мур и другие российские моряки. Сейчас «Диана» пришла за ними. У русских нет враждебных намерений против Нифонского (Японского) государства. На «Диане» находится видный японский негоциант Леонзаймо и с ним еще шесть японцев, спасенных русскими с разбившегося прошлым летом у берегов Камчатки японского корабля.

Рикорд попросил Леонзаймо перевести это письмо на японский язык. Японец сперва уклонялся, потом согласился. Рикорд посмотрел на текст перевода и удивился: японский текст был значительно больше русского.

— Почему письмо стало таким длинным?

— Здесь три письма, — пояснил Леонзаймо. — Одно — это перевод вашего, второе — рассказ о моих приключениях и третье — доклад о крушении японского судна, на котором я плавал у берегов Камчатки.

— Хорошо, пусть будет так. Но сперва мы пошлем письмо о Головнине. Получим ответ — пошлем ваше.

Японец сразу пришел в ярость. Лицо его перекосилось. Вынув ножик, он отрезал «свою» часть письма, скомкал и начал жевать.

За последнее время Рикорд приобрел кое-какие знания японского языка и по отдельным словам оставшейся первой части письма смог понять, что там действительно говорилось о Головнине, Хлебникове, Муре и матросах.

Петр Иванович решил отправить эту часть письма с одним из японцев. Мичман Рудаков свез японца на катере к устью речки, где «Диана» брала когда-то воду. Японца встретили три курильца и повели к крепости.

Когда японец и курильцы подошли к крепости, японцы выпалили по «Диане» из трех пушек.

Шел день за днем, а ответа от японцев все не было. Забеспокоился и Леонзаймо, хотя он и утверждал, что в Японии есть обычай не отвечать раньше трех дней.

Рикорд решил набрать воды без разрешения. Когда мичман Рудаков подошел к берегу с бочками и вооруженными людьми, Рикорд отправил в крепость еще одного японца, чтобы разъяснить цель высадки.

Японец вернулся к двенадцати часам. Слова встретившего его японского чиновника из крепости Леонзаймо перевел так:

— Вода пускай бери, а ты ступай назад.

Проходили дни. Никакого ответа на письмо Рикорда не было. Даже Леонзаймо удивлялся молчанию кунаширских властей.

После долгих колебаний Петр Иванович решил послать к японцам Леонзаймо. Обрадованный купец дал клятву вернуться.

— Я вам верю, — сказал Рикорд.

— А если начальник Матсмая не отпустит меня? Там мои жена и дети. Он может убить их.

Это было справедливо, и Рикорд сказал купцу:

— Тогда пишите письмо к родным. Здесь нам делать нечего. Завтра в море...

— Хорошо, — сказал купец упавшим голосом. — Мне остается умереть в неволе. Я долго не проживу.

Рикорд заколебался. Перед ним был человек, у самых берегов родины теряющий надежду когда-либо вернуться к своим, к жене, к семье.

— Я отпускаю вас, — сказал он японскому купцу,— без всяких условий.

Леонзаймо был отпущен к своим в сопровождении японца, который уже ходил к крепости. Рикорд дал Леонзаймо три билета. На первом было написано: «Головнин жив и находится здесь». На втором: «В Матсмае, Нагасаки, Едо». На третьем: «Умер».

На другой день в девять часов утра Леонзаймо вернулся. Его встретили на шлюпе как друга. По его рассказу, его не впустили в крепость, и он спал на траве.

— Ну, а как с русскими? Как с Головниным?

— Головнин и все убей... Прошлого года... ступай... бей нас. Мы жизни не жалеем.

Эта страшная весть ошеломила всех.