Шелестят паруса кораблей

— Слушайте, Леонзаймо, — сказал Рикорд. — Я не могу поверить, что Головнина убили. И наше правительство не поверит мне. Добейтесь от начальника письменного свидетельства о смерти капитана Головнина и его спутников. Вас и ваших соотечественников я отпускаю.

— Хорошо, капитан. Я скажу так и еще раз вернусь к вам.

Леонзаймо и освобожденных японских моряков свезли на берег.

Прошло несколько дней, а Леонзаймо не возвращался и никаких вестей от него не поступало. Офицеры и матросы на «Диане» и «Зотике» горели желанием наказать японцев за коварство и убийство Головнина и его товарищей, разнести орудийным обстрелом укрепление и поселок. Но Рикорд сохранял выдержку.

«Можно ли полностью доверять Леонзаймо? — раздумывал он, уединившись в своей каюте. — А если Головнин и его спутники живы? Тогда нападение на Кунашир может оказаться причиной международных осложнений и прежде всего погубит русских пленных, если они остались в живых».

Явился матрос и доложил:

— Ваше благородие, на виду большое японское судно!

Рикорд вышел на палубу, несколько минут в трубу рассматривал японское судно и отдал приказ овладеть им.

Вечером хозяин судна был доставлен в каюту Рикорда.

— На мой взгляд, это очень хороший человек, — доложил Рикорду штурман Середний, руководивший захватом. — Его зовут Такатай Тахи.

Рикорд взял японца за руку и усадил рядом с собой.

Японец был в унынии.

Рикорд показал ему копию своего письма начальнику острова.

Японец оживился:

— Капитан ваш — Матсмай. Живой. Семь русский, — показал он на пальцах, — живой.

Рикорд вскочил и обнял японца. Затем приказал спустить шлюпку и вместе с Такатаем Тахи поехал на захваченное судно.

В чисто прибранной каюте хозяин и гости сели пить чай.

Рикорда все подкупало в Такатае Тахи, но он не мог освободиться от подозрения, что и этот японец в душе относится к русским враждебно и только придерживается иной тактики, нежели Леонзаймо.

Роясь в голландско-японском словаре, Рикорд с трудом выбирал нужные слова.

Разговор был трудный. Все же он понял, что и Такатай Тахи не ждет ничего доброго от начальника Кунашира, да и другие японцы боятся этого недоброго пограничного места.

Рикорд сообщил Такатаю, что вынужден взять его с собою. Захваченное судно и японскую команду отпустили.

«Диана» и «Зотик» отошли к русским берегам.

ПОБЕГ

Из сарая русских перевели в дом, где предоставили три комнаты. Половину дома заняли караульные. О возвращении в Россию больше не говорилось ни слова.

Своим планом побега Головнин поделился с Хлебниковым и Муром. Хлебников сказал:

— Я на все согласен, лишь бы покончить с этим положением.

Мичман Мур долго молчал, потом вдруг, глядя в сторону, сказал:

— Бегите... Я вам не помеха. Я никому не скажу о вашем плане. Но сам я решил остаться в Японии на всю жизнь.

Головнин замер от удивления. Пришлось сделать вид, будто этот план он предложил в шутку.

С этих пор Мур стал держаться в стороне от товарищей, сделался молчалив, задумчив. Он говорил о чем-то с переводчиками. Повторял, что по происхождению он не русский, а немец. Ночью спал неспокойно. Часами одиноко глядел в темный угол. Переводчик сообщил Головнину, что Мур намерен изучать японский язык и стать у японцев переводчиком с европейских языков.

Наступила весна. Остров оделся зеленью. Пленников стали водить на прогулку за город.

С высоты пригородного кладбищенского холма Головнину и его товарищам открывались лес над городом, залив, прибрежные скалы, морская даль. Все побережье было занято рыбацкими деревушками.

К побегу готовились долго и осторожно. Все надо было делать тайком не только от караульных, но и от Мура, да и Алексей был на подозрении. Сушили лепешки из риса и прятали их в пояса. Нашли и спрятали долото. Подобрали трут, нашли осколки кремня.

Матросы в последний день раздобыли на кухне два ножа и старый чайник.

В полночь, когда прошел по двору очередной караул, все незаметно вышли во двор и матросы ножами подкопали вал. За тюремную стену выбрались бесшумно. Но с Головниным при этом приключилась беда: он сильно ушиб колено. Острая боль вскоре прошла, но предстоял трудный переход через скалы и ущелья, в лесу, в темноте. Колено Головнина быстро распухло, без палки нельзя было ступить. Приходилось часто останавливаться. Не зная дороги, подолгу обходили крутые обрывы. Отыскивали места, где нет снега, чтобы не оставлять следов. Двигались медленно.

Одно время показалось, что судьба улыбнулась беглецам — встретилась удобная дорога, ведущая вверх. Но очень быстро пришлось броситься в сторону и укрыться в пещере — послышались голоса погони. А тут еще новая неприятность: в спешке матрос Шкаев потерял свой колпак, сделанный из цветного шерстяного чулка, — приметный, бросающийся в глаза след беглецов.

Рядом с пещерой, где они укрылись, с грохотом свергался в ущелье водопад. Но даже и его грохот не мешал слышать то удаляющиеся, то приближающиеся голоса.

Взошло солнце. День казался бесконечным. Мучила жажда, и хотя водопад был рядом, выходить к нему не решались.

Наконец в небе опять блеснули звезды. Надо было продолжать путь.