Шелестят паруса кораблей

— Есть способ, — перебил его Врангель. — Есть способ. Я убежден, что парусу можно помочь. Пусть ветер несет корабль, если ему по пути с ветром. А в штиль или против ветра должна нести корабль другая сила.

— Вы говорите о паровой машине? — спросил вошедший Головнин.

— Конечно! Я видел на Неве пароход «Скорый», который прекрасно ходит без весел и парусов.

— Я тоже ходил смотреть это чудо, — скептически заметил Новицкий. — Выглядит оно неважно.

— Но все-таки идет!

— Идет-то идет, но медленно, и много дыма. То ли дело паруса! Величественно, красиво! Если бы мне предложили идти на такой посудине...

— Не пошли бы?

— Какой может быть разговор!

Головнин смотрел на врача, задумавшись.

— А вы бы пошли, господин капитан второго ранга?

— Человек, раз ухватившись за какую-нибудь природную силу, не успокоится, пока не подчинит ее себе. Мы оседлали ветер. Оседлаем и другие силы.

«Как много в нем внутренней мощи», — думал, глядя на капитана, Матюшкин.

Если бы его спросили теперь, есть ли на свете человек, на коего он хотел бы походить, он ответил бы не колеблясь: «На Головнина».  

Покинув Гонолулу, Головнин вел «Камчатку» к самому южному острову Марианской гряды, который испанцы называли Гуахам, а американцы — Гуам. Эта часть Тихого океана требовала от капитанов особой осторожности, и «Камчатка» шла под всеми парусами только днем при солнечной погоде.

Подойдя к Гуаму, Головнин не доверился ни одному из местных жителей, предлагавших себя в качестве лоцманов.

Удобен для стоянки был залив Умату, находившийся в западной части острова. «Камчатка» вошла в него только к вечеру.

К губернатору поехал Врангель, коего Головнин уважал за умную сдержанность и владение языками.

Губернатор был отменно любезен и обещал содействие. Он тут же послал фрукты и мясо и пригласил русских офицеров к обеду.

Испанский сановник жаловался на то, что уже в течение двух лет он не получает никаких известий из Манилы.

— Конечно, так спокойнее, — иронически замечал он. — Но как бы не пожаловали сюда американские инсургенты.

«Не трудно предвидеть, что с оживлением пути из Америки в Китай и Индию, — размышлял Головнин, — Гуахам приобретет значение промежуточного порта, который не минует ни одно судно, пересекающее Тихий океан в этих широтах».

— От Гуахама до Манилы двенадцать дней среднего хода, — продолжал губернатор, — а от Манилы до Гуахама — пятьдесят.

Это заявление испанца не вызвало удивления. Идти с востока на запад или с запада на восток — для парусного судна не одно и то же.

Губернатор Гуахама, видимо, любил принимать капитанов забредавших сюда иностранных судов. Он щедро снабжал их провизией, зеленью, прекрасной ключевой водой. При этом величественно отклонял самую мысль об оплате. И в то же время он, видимо, не оставался в накладе. Скрепя сердце, капитаны отдавали ему за воду и зелень ценные или редкие вещи и при этом еше благодарили и за продукты и за любезность.

— А вы, господа, видели, какие на Гуахаме петухи? — спросил художник Тиханов. — Таких петухов я в жизни не видел. Да, но цена им! Когда с меня за петуха спросили десять пиастров, я думал, меня дурачат.

— И не купили?

— И не купил, конечно. Но за полпиастра полюбовался зрелищем, какое вряд ли увижу еще где-нибудь. Видели вы петушиные бои? Нет, никакие французские дуэлянты не сравнятся по темпераменту с гуамскими петухами. Кровь, летящие перья, выклеванные глаза!

— А вы наблюдали за зрителями? Вот где темперамент! Они заключают пари. Они сами готовы вцепиться друг в друга.

— Азарт, господа, вездесущ. И к тому же разнообразен. Здесь перед вами еще один вид, — заметил Литке.

По выходе из гавани «Камчатку» сопровождали ветер и дождь. А когда погода смилостивилась и луна в полном блеске взошла над морем, «Камчатку» едва не постигло самое жуткое несчастье — пожар.

Головнин, сидя у себя в каюте, почувствовал запах гари. Он выглянул в узкий коридор. Горела одна из офицерских кают. Виновники пытались сами погасить огонь. Страх перед командиром чуть было не наделал двойной беды. Пожар был ликвидирован. Но, к досаде офицеров, Головнин велел выломать на кубрике все переборки и держать там постоянного часового.

НЕ КАНТОН, А МАНИЛА

Офицеров и команду интересовало — выберет Головнин путь через Кантон и Сингапур или через Манилу.

— Кантон, конечно, Кантон! — возбужденно восклицал Феопемпт. Он еще способен был по-мальчишески подпрыгивать. — Кантон — золоченые крыши, рикши, гейши, мандарины!

— Гейши и рикши — это скорее не Китай, а Япония, — отозвался Врангель. — В Кантон мы не пойдем. Пойдем в Манилу.

— Разве так ближе или удобнее? — с иронией проговорил Филатов.

— И не ближе и не удобней. Но Кантон дорог, — просто сказал Врангель.

Филатов ревновал мичмана к Головнину. Капитан ничего не сказал ему, лейтенанту, а с мичманом, видимо, уже поделился. Ясно, ведь маленький, собранный офицер — барон!

Врангель по выражению лица Филатова понял, о чем он думает, и продолжал: